Перекличка поэтов
Дети Ра КАРЕВА
ЕСЛИ ТЫ МЕНЯ ПОЙМЕШЬ
* * *
Представь, что если бросить камень в пруд,
то лилии качнутся; блики света
на масляной поверхности блеснут,
когда пойдут круги по глади лета.
Теперь представь, что зримый образ твой —
вопрос, и что незримый ждет ответа;
что луч играет темною листвой,
когда он с неба падает… — что это?
то лилии качнутся; блики света
на масляной поверхности блеснут,
когда пойдут круги по глади лета.
Теперь представь, что зримый образ твой —
вопрос, и что незримый ждет ответа;
что луч играет темною листвой,
когда он с неба падает… — что это?
* * *
И дождь смывает безуспешно
следы неона со стекла.
А ночь темна и безутешна.
Душа несчастна, но светла.
следы неона со стекла.
А ночь темна и безутешна.
Душа несчастна, но светла.
* * *
Снег начинался, словно дождь,
и шел, и кончился, как лето,
но — если ты меня поймешь, —
он бесконечно длится где-то.
Снег, а над ним луна, и тишь;
и выстрел — пролетела птица.
И если ты сейчас грустишь,
знай: все пройдет. И будет длиться.
и шел, и кончился, как лето,
но — если ты меня поймешь, —
он бесконечно длится где-то.
Снег, а над ним луна, и тишь;
и выстрел — пролетела птица.
И если ты сейчас грустишь,
знай: все пройдет. И будет длиться.
* * *
Pink Floyd играет, снег кружится,
мир зачарованный блестит,
и в нем смеется чаровница,
и шепчет: I admire it.
И, уколовши пальчик, йод
льет на крахмальные полотна,
мы вздрагиваем вместе с ней.
И снег становится синей,
еще синей, бесповоротно,
по ходу превращаясь в лед…
мир зачарованный блестит,
и в нем смеется чаровница,
и шепчет: I admire it.
И, уколовши пальчик, йод
льет на крахмальные полотна,
мы вздрагиваем вместе с ней.
И снег становится синей,
еще синей, бесповоротно,
по ходу превращаясь в лед…
* * *
Корабль, осыпанный огнями,
в тумане белом — Амаркорд —
дрейфуя медленно за нами,
заходит в полуночный порт.
Как белый лайнер — на посадку:
в прошедшее ночной полет,
и я пишу, открыв тетрадку,
что время холодно, как лед,
и в сумраке цветном застыли
у края взлетной полосы
не то колеса прялки, или
фортуны легкие весы?
в тумане белом — Амаркорд —
дрейфуя медленно за нами,
заходит в полуночный порт.
Как белый лайнер — на посадку:
в прошедшее ночной полет,
и я пишу, открыв тетрадку,
что время холодно, как лед,
и в сумраке цветном застыли
у края взлетной полосы
не то колеса прялки, или
фортуны легкие весы?
* * *
И сквозь защитный полимер
скользнули зрительные оси:
в мгновение — до высших сфер.
Где только этот взгляд не носит!
И под поверхностью взалкал —
и колыхнулся черный глянец, —
глубокий, синий, как Байкал,
взгляд-в-этом-мире-иностранец.
И нечто в жгучем мире том
пришло в незримое движенье
под тонким и прозрачным льдом,
и промелькнуло отраженье —
то ль тень неясная, то ль блик, —
и, душу полоснув, где тонко,
исчез, не воплотившись, лик.
Сомкнулась нефтяная пленка.
скользнули зрительные оси:
в мгновение — до высших сфер.
Где только этот взгляд не носит!
И под поверхностью взалкал —
и колыхнулся черный глянец, —
глубокий, синий, как Байкал,
взгляд-в-этом-мире-иностранец.
И нечто в жгучем мире том
пришло в незримое движенье
под тонким и прозрачным льдом,
и промелькнуло отраженье —
то ль тень неясная, то ль блик, —
и, душу полоснув, где тонко,
исчез, не воплотившись, лик.
Сомкнулась нефтяная пленка.
* * *
to Dan McCafferty
Всю жизнь — как соловей в сирени, —
в прокуренной лиловой мгле;
и песни дивные, как пени
за неуплату на земле…
А чем платить за облаками,
сиреневыми, словно дым? —
за восхищенье под ногами
и роскошь смерти молодым.
в прокуренной лиловой мгле;
и песни дивные, как пени
за неуплату на земле…
А чем платить за облаками,
сиреневыми, словно дым? —
за восхищенье под ногами
и роскошь смерти молодым.
* * *
Ты знаешь: в мире все возможно,
и все, что истинно, что ложно,
ты пробуешь на цвет, на вкус,
оценивая… Отвлекусь.
Я тоже знаю: это важно,
что где-то сухо, где-то влажно,
и там, не покладая рук,
до одури… Опять! (Испуг.)
Но — манит океан безбрежный.
Сначала грубо, дальше нежно
заглядываешь в край жемчужный…
И поступаешь так, как нужно.
Кому? — а в мире все возможно…
и все, что истинно, что ложно,
ты пробуешь на цвет, на вкус,
оценивая… Отвлекусь.
Я тоже знаю: это важно,
что где-то сухо, где-то влажно,
и там, не покладая рук,
до одури… Опять! (Испуг.)
Но — манит океан безбрежный.
Сначала грубо, дальше нежно
заглядываешь в край жемчужный…
И поступаешь так, как нужно.
Кому? — а в мире все возможно…
* * *
Твое равнодушие ранит всегда.
Ничем не унять это горькое горе.
Течет сквозь февраль неживая вода,
и март превращается в мертвое море.
Оно караулит меня у дверей.
Я слышу дыханье его ледяное.
Начало каскада нездешних морей
у ног. Равнодушье твое за спиною.
И я не железнее многих иных,
оставивших берег, чужих и постылых.
А волны… Что ярость холодная их
пред яростью жизни, струящейся в жилах?
Ничем не унять это горькое горе.
Течет сквозь февраль неживая вода,
и март превращается в мертвое море.
Оно караулит меня у дверей.
Я слышу дыханье его ледяное.
Начало каскада нездешних морей
у ног. Равнодушье твое за спиною.
И я не железнее многих иных,
оставивших берег, чужих и постылых.
А волны… Что ярость холодная их
пред яростью жизни, струящейся в жилах?
* * *
Тюльпаны в марте не цветут,
но все равно уже весна,
и гром грядущий тут как тут,
и цель, как молния, ясна
на много сотен лет вперед.
На глубине бессмертных ид
я вижу: время часто врет,
а сердце правду говорит.
но все равно уже весна,
и гром грядущий тут как тут,
и цель, как молния, ясна
на много сотен лет вперед.
На глубине бессмертных ид
я вижу: время часто врет,
а сердце правду говорит.
* * *
За что, за что... — за эту тягу,
за притяженье тела к телу,
за верность выбранному стягу,
за долгое служенье делу.
За доблесть, выслугу, за раны,
за то, что форма безупречна,
за взгляд суровый ветерана —
за все хорошее. Навечно.
за притяженье тела к телу,
за верность выбранному стягу,
за долгое служенье делу.
За доблесть, выслугу, за раны,
за то, что форма безупречна,
за взгляд суровый ветерана —
за все хорошее. Навечно.
* * *
Мы коротали вечер в полусне:
я слушала Pink Floyd, свернувшись в кресле,
и думала о том, что было б, если…
А бабочка дремала на стене.
Потом я прогнала свои мечты,
которые являются без зова,
которые всегда гоню сурово,
но не преуспеваю так, как ты.
я слушала Pink Floyd, свернувшись в кресле,
и думала о том, что было б, если…
А бабочка дремала на стене.
Потом я прогнала свои мечты,
которые являются без зова,
которые всегда гоню сурово,
но не преуспеваю так, как ты.
Отражения
Ты меня отразил.
Я тебя отразила.
И упали без сил.
Что же это за сила,
что заставила нас
заглянуть так глубоко?
И прищуренный глаз
превращается в око.
Я тебя отразила.
И упали без сил.
Что же это за сила,
что заставила нас
заглянуть так глубоко?
И прищуренный глаз
превращается в око.
Елена Карева — поэтесса, литературный критик. Родилась в 1962 году в Сызрани. Окончила Куйбышевский медицинский институт. Автор книг стихотворений: "Оранжерейные цветы" (1999), "Всего лишь слова" (2002), "Настоящее в прошедшем/прошедшее в настоящем", (2006) "Гори…гори…" (2007). Стихи и эссе публиковались в "Новом журнале", журналах "Крещатик", "Дети Ра", "Литературная учеба", в еженедельнике "Литературная Россия". Член Союза Российских писателей. Постоянный автор журнала "Город" (Тольятти).
