Книжно-Газетный Киоск


Короткий рассказ


Евгения РОЙ (Москва)

ПОТРЕБНОСТЬ В ГОЛОВНОМ УБОРЕ


Барышня, не похожая ни на кого, пообещала подарить ему, проходимцу, тюбетейку. Факт этот он прочно взял в свою голову и не мог смотреть уже на всяких других барышень. Снял со стены в своем доме большую фотографию в застекленной раме, фотографию, подвирированную приятно в синий цвет. Снял и изорвал потому только, что женское лицо в синем вираже кокетливо улыбалось ему изо дня в день, но ничего не обещало.
Он выходил на улицу. И в дождь лысина его холодно намокала и мысли в голове можно было выкручивать как бесформенное выстиранное белье. А в жару, лысину пекло и било направленными лучами. И уязвимые мысли его принимали какой-то разгоряченный, возбужденный стиль. Он готов был взять пульверизатор и в письменной форме грязно выругаться на первой попавшейся стенке. Готов был использовать при этом даже ненормативную лексику...

ИСКРЕННЕ ПРИВЯЗАННЫЙ


К Профи он относился несоизмеримо лучше, чем ко всем остальным женщинам, в Ростове и в Лиманчике, включительно. Он полюбил ее сразу, фатально, навсегда. Раньше, до нее, он не встречал взаимности, столь сильной привязанности. Раньше он был всегда один, теперь с ним, всегда почти, была Профи. Правда, временами, он оставлял ее ради других женщин, но возвращался всегда к ней. Иначе и быть не могло. Ведь даже к морю ходил он лишь потому, что она до самозабвения любила плавать.
Дези все поняла про него сразу. И, прежде чем зайти к нему в палатку, все ему про него же и рассказала, понятое. Он не удивился, не отрицал, но и от нее не отказался. Над стоянкой оправданно висел "Красный фонарь" и в темноте все сползались на свет его. Почти наощупь, вверх, в гору. Как мохнатые глупые мотыльки слетались барышни, с дивными головками, полыми как кокон, покинутый бабочкой. И по полночи оралось на всю гору: "Фаллоимитатор, ша-ла-ла-лу-ла, это ФАЛЛОИМИТАТОР, ша-ла-ла-ла-ла-лу-ла!" А ближе к утру он накрепко привязывал Профи к дереву, прикладывался к холодному соленому носу немецкой овчарки и, бросив клич: "В палатку!!!", — уводил за собой очередную дуру.

ПРО ЛЕНИНГРАДСКИЙЙ ВОКЗАЛ


Поезд тронулся и за мутным пузырем стекла поплыл вспять перрон Ленинградского вокзала. В сердце что-то больно надорвалось, что-то невозвратимо покинутое осталось стоять в сером тонком пальто на перроне. Мерзнущим силуэтом. И сыпал снег. И слепые фонари проливали тусклую желтизну на трупный холод платформы. Поезд шел неровным ходом, через раз спотыкаясь о шпалы, передергивался всей длиной двадцати вагонов, и сотрясались редкие мысли в патологически сонных головах пассажиров. И была ночь.
Он курил в тамбуре, тщетно всматривался в заоконную черноту и думал, что теперь разорвет все привязанности.
При-вя-зан-ности.