Книжно-Газетный Киоск


Евгений Степанов
"Историк самого себя". Билингва

 

Iasi: Editura Fundatiei Culturale Poezia, 2010

Могу сказать, что я очень хорошо узнала Вас через стихи.
Причем сразу. Очень ясно конструкция души предстала. И конструкция особенностей характера.
Поэты не всегда прямо, открыто о себе пишут (может быть, подсозательно опасаются этого или же не находят слов для ускользающего "я"), чаще выражают себя, свои черты через описание чего-то совсем иного. Это трудно — выражать себя напрямую. Для этого нужны особенности стиха. Какие — трудно сказать, в каждом случае — разные.
У Вас же есть безоглядная отвага в самораскрытии и в поступи строки, потому что это и должно существовать совместно, — стих, его ткань, реагирует на то, что "несет" в себе мысль.
И одновременно, как ни удивительно, эта отвага сосуществует с беззащитной хрупкостью и с непосредственностью.
И Вы очень точно назвали книгу "Историк самого себя", потому что это именно так, в ней Вы историограф своего характера.
Бесстрашная отвага в описании себя и определение главных Китов, которых не три, и на которых стоит мир… Видно сразу отношение к тому, что является для Вас его основой, Вы определяете главные его ценности и свой взгляд на них. Причем, не декларативно, а с эмоциональным страстным накалом. Ощущение вины в стихах — страстно, ощущение и всех иных эмоций — накалено.
Однажды, в некоторой растерянности, я пришла домой с презентации поэтической книги интеллигентного, хорошо владеющего версификационой техникой московского литератора и, снова, раскрыв его книгу, стала читать. Перечитывала стихи по нескольку раз. Но это не помогало — абсолютно было не понятно, кто их написал. И вдруг осознала почему. Душа автора была затянута как бы марлей или пленкой, через которые невозможно было пробиться. Наверное, не его вина, что так случилось. Тут проявились, по всей видимости, какие-то глубинные психо-эмоциональные процессы его существа.
Результат для стихотворений, однако же, был печальным. Читателю ведь не интересна причина подобной "стерильной непроницаемости".
Я столкнулась в Ваших стихах, как уже сказала, и с непосредственностью — достаточно редким теперь явлением в поэзии. Некоторые ее стремятся через разнообразные ухищрения и приемы подделать, но подделка обнаруживает себя и явно видна.
Безжалостно, не побоюсь сказать, — расправляясь с самим собой, в Ваши строки проливается и нежная чуткость взгляда на то, что вовне, в котором — сострадание:

а ты печальнее чем плач
чем путь извечный не-домой
и беззащитней летних дач
когда они одни зимой

Пронзительное, тонкое наблюдение. И мелодично-певучее в своей пластике.
А вот наиболее впечатлившее стихотворение о себе в сборнике:

Т. П.

Не льстился на елей — любой.
Не верил ничьему злословью.
Я был распят — самим собой.
Своим грехом. Своей любовью.
Своею песенкой смешной.
Своим нездешним пульсом адким.
Своей славянскою душой.
Своим прищуром азиатским.

Все подлинно здесь и неподдельно.
Строки отреагировали на чувство, плотно прильнув к нему.
Остро, жестко, резкими ударами выражено все это. В единственно возможном ритме. Не просто названо.
Ритм этот время от времени непроизвольно всплывал в сознании, запомнившись, а это всегда подтверждение поэтической удачи.

Зоя МЕЖИРОВА