Он писал дневник, а получались — иногда! — стихи.
Но — увы — он писал стихи, а получался дневник.

Вот такого рода рассказы собраны в новой книге поэта, прозаика, издателя, редактора целого куста литературных газет и журналов Евгения Степанова. Автор не слукавил: действительно очень короткие рассказы. Этот — из двух строчек. А есть и из одной.

Люди ушли из помещения. Тут же пришли крысы.

Не слукавил Степанов и в другом — очень часто его "коротышки" оказываются не более чем страничками из дневника. Этаким "Твиттером" на бумаге. Добавим, что в своем стремлении делиться каждой пришедшей на ум фантазией, отчитываться перед многочисленной, но невидимой аудиторией в каждом сделанном шаге Евгений Степанов отнюдь не одинок — из этого естественного человеческого желания выросли современные "монстры" — социальные сети, им поддерживается вышеупомянутый Твиттер, и из него "вылупился" с десяток лет назад феномен "блогопрозы", который все не получается загнать в небытие, точно джинна в бутылку, и не замечать, как литературный жанр. И каждый "исповедующийся" в строгих — то бишь кратких — форматных рамках этого жанра старается быть оригинальнее других. Многим это удается.
Сегодняшние впечатления, приключения пережитого дня, записанные мысли и озарения, диалоги с реальными, пусть и не названными людьми, — короче говоря, все то, что и называется жизнью, точнее, составляет ее коммуникативную сферу, Евгений Степанов воспринимает как материал для книги. Как тут не вспомнить "замыленное", ибо убийственно точное "…из какого сора…".
Впрочем — торопливо и фигурально "луплю себя по губам", будто бы глупость ляпнула, — "сором", даже в таком возвышенном понимании, как у Ахматовой, можно назвать далеко не все "кирпичики", из которых составлена книга "Женщина в соседней комнате". Допустим, беседа автора с опустившейся, но, тем не менее, кокетливой алкоголичкой может квалифицироваться как "житейский мусор". Так же, как и случай, когда матерщинника в метро приструнили, показав кулак в наколках. Но вот детские воспоминания:

Мне 10 лет. Я лежу в больнице. Ко мне приходит мама и приносит килограмм зефира. Целый килограмм зефира! Счастье.

Разве у кого-то повернется язык отозваться о них высокомерно, даже если взгляд свысока будет со строго литературоведческих позиций?..
Или женские образы, вольготно чувствующие себя на страницах этой книги, в тексте каждого второго рассказа и даже, кажется, в "воздухе" между ними.

Эта женщина очень добрая. Она никогда на меня не кричит, не давит, не заставляет делать то, чего я не хочу.
Она умная и талантливая, помогает мне в разных творческих проектах.
Она любит меня. Она прекрасна. Да, она прекрасна. Но она не со мной.

Без женщин жить нельзя на свете, нет — Евгений Степанов и не пытается, наоборот, в мини-прозе собирает все, кажется, что можно сказать, подумать и посвятить нашему обаятельному племени. Заключительный раздел книги так и называется: "ЖЕНЩИНА". Их много, они потрясающе разные — "Женщина, имеющая огромный капитал", "Женщина, которая знает меня много лет", "Женщина, смотрящая на другую женщину", "Женщина, вышедшая замуж за иностранца", "Женщина, любящая консерваторию", "Женщина в голубых туфлях", "Женщина, которая моложе меня в два раза", "Женщина, которая меня не понимает" — и вместе с тем это одна и та же Женщина. Муза не то автора, не то его лирического героя. Собирательный образ, трогательный настолько, что именно им "называется" и замыкается книга. Это "Женщина в соседней комнате" (посвящение "Наташе Лихтенфельд"):

Женщина в соседней комнате смотрит телевизор. Я лежу на диване и — как Мюнхгаузен — мечтаю или пишу стихи. Стихи, конечно, глупые, несуразные, графоманские.
Но я все равно счастлив.
Женщина в соседней комнате смотрит телевизор.

"Очень короткие рассказы" Евгения Степанова балансируют между документальной прозой и художественным вымыслом, не склоняясь отчетливо ни на одну, ни на другую сторону. Для документалистики слишком личностно и по сути несерьезно, для художественной прозы слишком "дневниково"… Но такое постоянное "качание" между двумя полюсами — оптимальная форма для дневника, который превращается в стихи, или для стихов, которые неотличимы от дневника.