Монография кандидата философских наук Н. В. Короткова посвящена раскрытию философского значения фантастики. Автор идет от философии к фантастике и стремится показать эвристический потенциал фантастических образов и сюжетов для осмысления онтологических, гносеологических и иных философских проблем.
Согласно современным определениям фантастики, последняя есть жанр и творческий метод в художественной литературе, кино- и изобразительном искусстве, характеризующийся использованием допущений «возможность невозможного», «элементов небывалого», нарушениями границ реальности, принятых условностей. Исходной идейно-эстетической установкой фантастики является диктат воображения над реальностью. Здесь художественный вымысел получает наибольшую свободу, и пространство фантастики простирается от изображения странных и необычных «чудесных» явлений до создания целых вымышленных миров со своими закономерностями и возможностями.
Феномен фантастики чрезвычайно сложен и противоречив. Он, безусловно, интересен для философии и заслуживает с ее стороны пристального и серьезного внимания. Это только для поверхностного обывательского взгляда фантастика — пустая выдумка, в лучшем случае, развлекательное чтиво или кино.
В первой главе монографии Коротков рассматривает феномен фантастики через призму онтолого-гносеологических идей определенных философов, в особенности, М. К. Мамардашвили. Критикуя сугубо рационалистические представления о познавательном процессе, игнорирующие его антропологическую и социокультурную обусловленность, автор обосновывает положение о важнейшей роли фантазии как продуктивного творческого воображения в познании человеком мира и самого себя. Собственно говоря, без фантазии человек не смог бы самоопределиться и построить картину окружающей действительности. Вслед за автором можно поддержать точку зрения Ж.-П. Сартра, согласно которой «воображение не является некой эмпирической и дополнительной способностью сознания, оно есть само сознание в целом, поскольку в нем реализуется свобода сознания». Воображение определило появление и мифа, и религии, и искусства, и философии, и науки. Оно в предельном выражении реализовалось, наконец, в фантастике как жанре литературы и искусства.
Коротков придерживается мнения о фантастике как феномене, выходящем за рамки художественного творчества и занимающем некое промежуточное положение в культуре. В книге говорится о фантастике «как особом художественно-философском феномене наподобие романтизма или экзистенциализма, начало формирования которого фантастиковеды относят ко второй половине XIX века». Дело в том, что фантастике свойственна интенция на совмещение разных типов рациональности по принципу их дополнительности. Познание не сводимо к науке, научному типу рациональности. Существуют мифологический, религиозный, художественный и философский типы познания со своими признаками мыслительной деятельности и предвидения будущего. Фантастика способна в своем содержании интегрировать разные типы рациональности, несмотря на их противоположность, и выдвигать свои фантастические гипотезы, прогнозы и предостережения касательно каких-то возможных опасностей и угроз. Как известно, некоторые фантастические идеи воплотились в жизнь на самом деле (см. романы Ж. Верна, Г. Уэллса, К. Циолковского, А. Беляева, А. Толстого и др.). Конечно, фантастика фантастике рознь. Есть фантастические произведения сугубо развлекательные и не имеющие идейного содержания. Речь должна идти о фантастике высокого художественного уровня, богатой разнообразием фантастической образности и несущей в себе философские смыслы (произведения С. Лема, А. Кларка, А. Азимова, братьев Стругацких, Ф. К. Дика, Р. Брэдбери и др.). В свое время Н. Бор говорил о необходимости «безумных идей» для развития науки, которые могут черпаться и из фантастики. В конце концов, в самой безумной с точки зрения здравого смысла идее могут содержаться указания на пути возможного грядущего развития и отражения элементов скрытой реальности. Фантастическая образность может охватывать и то, для характеристики которого нет готовых культурных форм, нет соответствующего языка. В связи с этим Коротков высказывает интересную, хотя и спорную мысль о возможности с помощью фантастической образности выражать трансцендентное.
Фантастика обращена в будущее и играет важную прогностическую роль. Создание картин грядущего, разработка разного рода утопий и антиутопий — это дело фантастики, которое делает ее весомой в пространстве культуры, в пространстве человеческих устремлений, ожиданий, надежд и опасений. А будущее немыслимо вне достижений научно-технического прогресса, особенно сейчас, в эпоху компьютерной революции, освоения космоса и глобализации жизни человечества. Все эти роботы, киборги, клоны, виртуальные двойники, звездолеты, машины времени и другие удивительные персонажи и устройства не могли бы появиться на страницах научно-фантастических произведений без реального научно-технического прогресса и предвидения его перспектив. Существенное место в современной научной фантастике занимает проблема выстраивания взаимоотношений человека, с одной стороны, с искусственным интеллектом, а с другой, — с чужим внеземным разумом. Изображаются альтернативные ситуации: дружелюбный контакт, сотрудничество, приумножение человеческих знаний и возможностей или война, закабаление, превращение людей в рабов машин или звездных пришельцев, утрата ими собственной сущности и даже их массовая гибель. В этом отношении значительна роль для современного мировоззрения таких научно-фантастических фильмов, как «Матрица», «Терминатор», «День независимости», «Чужие» и некоторых других.
Рассматривая утопии и антиутопии, рисующие контуры грядущего техно-социогенеза, Коротков приходит к выводу о том, что фантастика выступает средством конструирования новой реальности, которая в принципе уже входит в саму жизнь, прежде всего через виртуалистику. Последняя влияет на образ жизни многих людей, через Интернет открывает им дорогу в планетарное информационное пространство, позволяет моделировать воображаемые миры и вступать в отношения с его искусственно созданными существами. Именно фантастическая образность стала подлинным катализатором развития компьютерной графики и создала мир компьютерных игр. В свою очередь, благодаря виртуальной реальности открылась возможность визуализировать многие фантастические представления, образы и сюжеты, что дает новые перспективы для творческого воображения. В конечном счете, человек оказывается перед картиной виртуальной Мультивселенной, которая позволяет ему с новых сторон осмысливать свое положение в системе всеобщего бытия.
Первая часть монографии завершается размышлением автора о фантастике как о форме преодоления традиционной конфронтации между трансцендентальной («рационалистической») и экзистенциальной («художественной», «интуитивистской») парадигмы в философии. Данное утверждение справедливо только в том случае, если философствующий субъект способен быть фантастом или, как минимум, воспринимать фантастику серьезно.
Вторая глава посвящена рассмотрению сущностных взаимосвязей между фантастикой и космизмом. Поскольку космизм получил наибольшее развитие в русской философии, то речь идет о русском космизме и, прежде всего, о философии общего дела Н. Фёдорова. По мнению Короткова, «нервом» русского космизма является взаимодополнительность различных форм рациональности в постижении тайн бытия и выстраивании перспектив человеческого будущего.
Учение Фёдорова, проникнутое великим пафосом долга детей перед своими родителями, необходимости воскрешения умерших отцов своими сыновьями — это философия бессмертия человеческого рода, устремленного ко всемирному братству и восстановлению всех своих поколений в преображенном совершенном виде. Она как многогранник, поворачивающийся то своей религиозной стороной, то научной, то проективно-технической, то этической, то культурно-воспитательной, то натурфилософской или еще какими-то другими сторонами. Коротков указывает на параллели между многочисленными идеями Фёдорова (регуляция природы, полноорганность, возможность физического бессмертия, наука как дело не только профессиональных ученых, но и всех людей и др.) и новейшими научно-техническими понятиями, разработками, проектами и прогнозами (астроинженерия, нанотехнология, крионика, теория квантовой телепортации, Интернет и др.). Правомерным является утверждение о том, что «идеи Фёдорова до сих пор остаются в авангарде технонауки, выступают предельным заданием для нее».
Но проект борьбы со смертью и всеобщего воскрешения — это дело не только людей и их научно-технического и духовного творчества. Проект предполагает участие в нем Бога, поскольку воскрешение есть таинство, которое не может быть полностью технологизировано. Однако не ясно, каким образом будет осуществляться божественное участие в проекте. Что же делать в неопределенной ситуации? По Фёдорову, фундаментальной задачей человечества является предотвращение Страшного Суда, Апокалипсиса, и это предотвращение возможно только на путях выхода людей из греховного падшего состояния, в котором царят смерть, война, сиротство, погоня за низменными чувственными удовольствиями и культ вещей. И прав Коротков, утверждая, что оригинальность проекта общего дела состоит не в том, что «все спасутся», а в требовании от каждого сделать для этого все возможное. Необходимо, чтобы все (во всяком случае большинство) захотели преодоления своего эгоизма, потребительского образа жизни, изменения господствующей утилитарной системы ценностных ориентаций и бездушного характера общественных отношений.
Может ли действенно служить художественная фантастика цели облагораживания человека, культуры, общества? Коротков уверен: может. Заключительная часть книги во многом посвящена этой вере ее автора. В ней представлены рассуждения, идущие в русле знакомой традиции русской литературы, в рамках которой писатели хотели видеть в своих произведениях нечто большее, чем просто художественные сочинения, а именно пути и практические средства преображения человеческих душ и одухотворения общественной жизни.
Фантастика как литература о будущем рисует человека и общество не такими, какими они есть, а какими должны быть. Идеалы фантастики, несомненно, имеют мировоззренческое значение. В монографии дан интересный сопоставительный анализ философии общего дела Фёдорова с космической философией К. Э. Циолковского, а также с фантастикой И. А. Ефремова, Г. Уэллса и О. Стэплдона, затрагивается тема влияния фёдоровских идей на творчество некоторых русских писателей (В. Маяковский, А. Платонов и др.). На этом я не останавливаю своего внимания и сразу перейду к главным выводам монографии.
По мнению Короткова, фантастику конца XIX — XXI веков (наверно, надо добавить — в своих лучших образцах) можно назвать саморефлексией фантазии и оценить в качестве «коперниканского искусства» (понятие, введенное Фёдоровым), совмещающем в себе познания природы и общества с возможностью их кардинальной трансформации, первоначально происходящей на виртуальном уровне. Что же касается философии общего дела, то ее правомерно интерпретировать в качестве апологии творческого воображения и предельного философского основания фантастики, поскольку эта философия не позволяет последней замыкаться в одной из своих функций и жанровых форм. В свою очередь фантастика позволяет с разных сторон и более глубоко осмысливать содержание фёдоровского учения.
Я в принципе согласен с этими выводами, хотя и возникают некоторые сомнения: 1) а не преувеличены ли возможности фантастики как «коперниканского искусства»? 2) как совместить философию Фёдорова с мистической фантастикой субъективного толка? Ведь автору проекта всеобщего воскрешения явно был чужд мистицизм. Мысль Короткова о том, что в период всеобщего спасения и преображения всего падшего Бытия встанет задача спасения и бесов во главе с Сатаной, автоматически вводящая в учение Фёдорова мистико-религиозный контекст, не слишком убеждает.
В книге содержатся 3 приложения. Первое из них посвящено фильму «Аватар», оцененного как метод радикальной вестернизации, утверждающий с помощью виртуалистики иллюзию безальтернативности американского (западного) типа цивилизационного развития. Два других, по-видимому, даны автором для показа возможности разворачивания фантастического сюжета в неожиданном направлении (ситуация с вторжением дьявольских сил в осуществление проекта воскрешения, звездные войны на руинах Великого Кольца).
В заключение скажу, что монография Короткова читается с большим интересом, и ее следует отнести к весьма небольшому числу работ, глубоко теоретически осмысливающих феномен фантастики. Но у меня есть такое замечание. Нет должного соответствия между названием книги и ее содержанием. Все-таки следует признать, что Коротков онтологии и гносеологии фантастики в строгом смысле не создал. Ведь онтология и гносеология — это философские теории, выступающие как системы взаимосвязанных идей, принципов и закономерностей. А таких систем я в книге не нашел. Скорее всего, исследование Короткова следует рассматривать как разработку подходов к созданию онтологии и гносеологии фантастики, выявление элементов будущей философской теории фантастики и начертание контуров этой теории как целостного образования. На мой взгляд, книге Короткова больше подошло бы название «онтолого-гносеологические и антропологические аспекты фантастики». Выделение антропологического аспекта имеет важное значение, поскольку человек есть главный идейный и художественный центр фантастики.
Пожелаю молодому талантливому автору содержательной книги новых творческих успехов в трудном деле дальнейшего философского осмысления фантастики, этого столь своеобразного феномена человеческой культуры.