Книжно-Газетный Киоск


ВЛАДИМИР АЛЕЙНИКОВ
ДВА ВОСПОМИНАНИЯ

 

ДВА ВОСПОМИНАНИЯ
 
I

Крым — как плошка на рояле,
Блещет месяц нелюдим, —
Их не звали — но едва ли
Это надо молодым.

Притащи в такую копоть
Даже кринку молока —
Не увидишь и на локоть —
По старинке далека.

Это сажа грез приблудных,
Это кража звезд двойных,
Неизбывных, непробудных,
Это краше слез шальных.

Это помнить остается,
Убегает огибать,
Допекает, рассмеется,
Не успеет испугать.

Это подвиг стаи пряной,
Отголосок балюстрад,
Повсеместнее багряный
Это скажет листопад.

Это в августе вернется,
А пока еще молчит,
Это ревностью зовется —
Подними ее на щит.
Так, чернея понемногу,
Понамнет она бока!
Двое вышли на дорогу,
Повстречали старика.

Он сказал: того не знаю,
Что останется для всех –
Это музыка сквозная,
Это радость и успех.

Он сказал: кому-то легче,
В том не смыслят ни аза
Ваши ночи, губы, плечи,
Ваши спящие глаза.

И природа зашептала —
И увидели они,
Как нелегкая шатала
Огороды и огни.

Что кричали янычары,
Что печалило слова,
Отодвинули сначала —
И кружилась голова.

И стыдила над разбоем
Беглой доблести скала
Оголтелое, рябое,
Не хотела, но спала.

Стали вольные тюльпаны
Вспоминать, не вспоминать,
Что довольные стопами
Не умеют донимать.

Не хотели слушать Тиля,
Завертели колесо,
Воспитали, возмутили,
Пофартило — вот и все.

Не ходили бы нарочно,
Не толпились по весне —
Эти умыслы заочно
Стали лучше, но тесней.

Что же трапы или реи
Забирать у кораблей?
Припасите же скорее
То, что попросту смелей!

И ушли они устало —
И сомнамбулы плели,
Что влюбленным не пристало
Образумиться вдали.



II

Если станешь задумчивей — то
Не заслужишь своих поцелуев!
Мы вчера еще мерзли в пальто,
Не мечтая, отнюдь не ревнуя.

Мы вчера еще молча плелись,
Ты — в Москве, я — в саду затаенном, —
Но какие же судьбы клялись
В этом сонном и темно-зеленом?

Но какие дороги вели,
Но какие слова узнавали?
То ли дело, свое уж прошли —
Ну а наше? — едва ли, едва ли.

Нипочем не могу я понять,
Что живет протяженность в пространстве,
Но не та, что примолкла опять,
А другая, таясь в постоянстве.

Нипочем не могу я забыть,
Что великое зрело наотмашь, —
Мне теперь ничего не избыть,
Разве встретишь да изредка вспомнишь.

Так играла в кругу балюстрад
Несусветная сила зачем-то —
И ненастье не знало преград,
И напасти не резали ленту.

Так мело по листве наобум,
Так играли кошмары на сходках,
Словно ум — это шелест и шум
Незадачливых листьев солодких.

Не бранили и дальше несли,
Но и раньше такого не знали,
Чтобы мысли не жгли, но росли,
Потому и любить начинали.

Ничего! — не склоняйся! — зачем? —
На плече ничего не запомнишь –
Я и так, словно каторжник, ем
То, что прочим ты, впрочем, заполнишь.

О рыдание скал второпях!
Словно зубы сожмут великаны!
Это запах потух или страх
Пробирается в дальние страны?

О любимая! — надо же! — так
Вспоминаю забытое, словно
Эти годы — как тени пустяк,
Остальное же все безусловно.

О дожди! — дожидайтесь еще!
Я уверен — без нас разберутся!
Под моим укрываясь плащом,
Успокойся — сомненья не мнутся.

Я верну для себя одного –
Для двоих даже страшно подумать –
Дорогое мое ничего,
Кругозор необъятного шума.

Я останусь, как зной, впереди,
Я разрушу провалы наитий, —
Не забудь же и въявь не приди,
Но побудь на пороге открытий.

Тихо встань и скажи — это ты
Позволяла себе так немного, —
Ради Бога еще согреши,
Задуши же избыток немого.

Магеллан корабли приводил,
Поднимались любители в гору,
Для кого-то себя находил
Незадачливо, ровно не впору.

Мы живем над страною впотьмах,
Ни за что не согласны мириться,
Не узнали мы счастья в домах,
Не пристало делиться да рыться.

Словно сказку могли предложить,
Словно в присказке — кто его знает!
Лишь бы выжить да проще тужить –
Все, что было, само отмирает.

Созываю в безлунную ночь
Всех свидетелей встречи не встречи,
Но побывки, — и вам не помочь,
Не дождаться ни сдачи, ни речи.

Посмотрите! — идут не идут,

Но касаются, словно перстами, —
Не до пят, следопыт, не до пут —
Ведь решается это устами.

Независимой жизни урок
Разбирается между камнями —
Ничего не оставится впрок —
Либо здесь, либо там уже с нами.

Вот и кончилось, что привелось,
Что досталось на самую малость, —
Это рай, о котором плелось,
Это май, о котором мечталось.



ПРИСУТСТВИЕ МОРЯ
 
I

Покуда нас ночь не сдружила,
Покуда доверились йотам, —
Какие душевные силы
Присутствие моря дает нам?

Какая волшебная честность
В дыханье его серебрится?
И радует глаз повсеместность,
Безвестной не зная границы.

Я тягу полночную вынес,
Мне пели почти отходную, —
Себя раздавая на вынос,
Лишь к морю тебя не ревную.

Да что расставаться с тобою,
Когда с городскими цветами
Не сможет расти голубое
Глубин приоткрытыми ртами!

Ненужное станет привычным,
А море уже не обманешь —
И ты распрощаешься с личным,
И машешь, и очи туманишь.



II

Какая невеста носила
На пальце своем безымянном,
Сроднившись с нечистою силой,
Все то, что покажется странным?

А мы-то безропотно, Боже,
Изменчивым чарам внимали
И так понемногу, несхожи,
Себя наконец понимали.

Не вхожи в дома и квартиры,
Мы яблоки ели раздора –
И стали настраивать лиры
За нами шаги Командора.

Дырявые сумки предместий
Носили вовсю на руках мы,
Поскольку приятнее вместе —
Мы тратили гривны и драхмы.

Подобно купцам финикийским
Делились кусками отрады —
И веяло ветром балтийским,
И пахло жасмином из сада.



III

Жасмин у мечети, Нева,
Журнальная "Нивы" надстройка —
До осени — ровно вот столько,
А стойкая вера жива.

Забыли мы грубую мглу —
Приметы, да два минарета,
Привычно дымит сигарета,
Да отсвет лежит на полу.

Свободно поднимешь иглу,
В округе кружа исполинской, —
И летняя глыба на самом углу
Дворцом называлась Кшесинской.

Трамвай на ходу прозвенит, обогнув
Обугленный остров "Авроры" —
Нечаянно вспомнишь, уснув,
Что день возвращается скоро.

Названья журналов: "Весы", "Аполлон" —
О женские торсы и плечи!
В краю облаков и ростральных колонн
Действительно с вами не легче.

В согласье не сходят с ума —
И влажная грусть обретений
Откроет свои закрома
Цветенья и хитросплетений.

И так же ведут фонари сквозь листву,
Как по мосту к нам переходят —
И утро приходит уже наяву,
И белые ночи проходят.



IV

Как облачной публики сходка,
Вольготности плещется пламя —
Двужильная машет погодка
Размеренных чаек крылами.

Ах, стало быть, снова прохожим
Наскучила вахта земная –
И нежиться хочется тоже,
Ладони к песку прижимая!

Приборов оптических зренье
Не выявит кровную влажность —
И снова сулит разоренье
Безудержной чуши отважность.

А кто там уж пятками чешет,
Стремясь горизонт перепрыгнуть? —
Ведь к солнцу, что быстро утешит,
Вначале бы надо привыкнуть.

Но по боку черная точность
И поверху дней быстротечность! —
В пылу испытаний на прочность
Победу сулит человечность.

И так же упруга привычность,
И та же подруга нам вечность —
И так далеко околичность
Ведет под уздцы бесконечность.

Отмечена рвения важность
Во власти мечты да пучины —
И нравится взору марьяжность,
Безбрежной не чуя кручины.

Не спрячет ли счет разночтенье,
Волны расплескав амплитуду?
Издревле гласит изреченье:
Цени приобщение к чуду!

Кому возместить бы убытки
Песчинок, шныряющих пляжем?
В избытке роскошные пытки,
Хранимые в таборе вражьем.

С неслыханным единогласьем
Спасаются редкие лодки —
И полным довольны согласьем
Течений луженые глотки.

Никак не сравнится картина
Ведомого под руку дива
С пугающей первопричиной,
Отчасти встающей ретиво.

О, как вопиющи ручищи
Чудовищ, что с детства мы ищем!
И ветер отмщения свищет,
Крещением перенасыщен.

А мы за прибрежною смутой
Брожение перенимаем,
Небрежной играем минутой
Иль дружеским ноткам внимаем.

И нас задевает известье
Гуляния напропалую —
И то, что отныне мы вместе,
Как воздух горячий балует.

Так редко приходится летом,
Как яхты, крениться бортами
И отдых глотать перегретый,
Врачующий наши гортани!

Так часто придется сквозь вечер,
Сквозь сумрак его молчаливый,
Внимать распоясанной речи
Колеблющегося залива!



V

С балкона деревья видны,
Как вехи далекого шума —
Предвестьем большой тишины
Смыкаются веки угрюмо.

Как в трюме, темно среди них —
И ты далеко не всесилен,
Заложник законов земных,
Клубящихся мозга извилин.

А если глаза приоткрыть,
Увидишь простертое царство,
Где некому запросто скрыть
Постылую торбу мытарства.

Так будет же славен разбег
Со всем его многоголосьем!

И мы прорастаем сквозь век —
И вашего мненья не спросим,
Подобно колосьям в полях,
Чьи зерна советов дичатся —

И так серповиден ли страх,
Чтоб нам под луной не качаться?

Пора причащаться — возьми
Прощанье, как чистую меру, —
Здесь вырастет храм на крови
Встречающих новую эру.



ПОВСЮДУ

Там, где я был или где не бывал,
Не забывал одного я –
Грозы ли в небе иль бычий обвал,
Неутоленной горы перевал,
Там, где я жил, прозябал, ночевал,
Где наконец-то один зимовал,
Дом забывал или день пустовал,
Помнил как пестовал иль напевал, —
Мне ли не вскинуть заплечный овал
Зноя иль снежного роя!

Там, где я был, не забудет никто
Ни окрыленные в силе,
Не окаймленные слишком в пальто
Радостных склонов под синей пятой
Звезд, уносящих в спирали витой
До бесконечности напрочь святой,
Не уступающей песне простой
Моря в развязке его холостой
Мерные рытвины в мыле.

Ни дуновенье ветров или трав,
Ни колосков шевеленье,
Ни откровение крепких отрав,
Ни окрыление грузных орав
Грешных садов, где замнут, кто неправ,
Взвесят замками, слегка поиграв, —
И разрешается в чаши дубрав
Вылить напитков сиятельный сплав,
Что воплощает, дотла обобрав,
Бренное наше веленье.

Там, где я был, не видать никого –
Вера не спросит меня одного, —
Что ж, что надежда не станет учить —
Вам не удастся ее разлучить
Ни с бесконечностью ветки, стрелой
Целящей в ясные звуки,
Ни с удаленьем стези удалой,
Пахнущей тиною, хною, смолой,
Брезжущей цвелью гряды зеленной,
Ценностью летней разлуки.

Как меня тянет утиная песня,
Кустика цепкая стопка!
Суслик привстанет куда интересней,
Чем зазываются робко
И по мосткам незабвенных событий
Непрерываемым роем открытий
Топчут гуськом неприкрытую пищу
Тех, кто плутают, а все-таки ищут, —
Степь неустанней и стая длинней,
Сомкнуты ставни и тайна нужней.



*   *   *

Где виден Бог туманных улиц
где рай сбирается с холмов
и в две шеренги протянулись
ряды заборов и домов
где с болью прибыль стала былью
передвигай Ему суров
стаканов слитки голубые
на гребне сдвинутых столов

туда! где двигались трамваи
дичились люди как всегда
плелись повальное сбивая
и отсыпались провода
где гаснут розы остывая
глядит Георгий с георгин
где ждут себя не называя
где всяк за всех придет один

где с чудотворцем громовержец
живет приверженцем начал
где можно тверже можно реже
устроить выспренний причал
где ощутят ночные жабры
деревья жадные к дождям
где раз на дню зевают бабры
на редкость разное раздам

надменный пайщик! не лукавя
седую пыль из сердца вынь
над прошлым в помысле и славе
и над могилой героинь
и опираясь на перила
следи грубея за любых
что завораживало было
девчонок в шапках голубых

и я увидел приоткрытый
подобно ящику похвал
торец как пламень прихотливый
и словно нитку разорвал –
мне все дороже все дороже
беру с лихвою отдаю –
зачем же кажет бездорожье
кривую рожицу свою?

на подоконнике затертом
где света с тенью резкий стык
в мечтах архангела и черта
стоят домашние цветы –
все это прежним станет после
едва окажется в руке –
зачем же ложь трясется возле
как горечь в старом кадыке?

и как-то плавно неотрывно
как сквозь разбитое стекло
во мне останется надрывно
все то что прежде провело
все то что куксится обманет
приманок цепью без конца –
и уезжаю я в тумане
как бы смывая их с лица

не может быть что все хранимо
и все растаяло как дым!
в толпе дорог ведущих к Риму
так трудно вечно быть седым
не может быть чтоб ты состарясь
что ты упреку вопреки
забыл простор себе оставить
и взмахи маленькой руки

не может быть что все что было
чему обязана земля
тебя лишь в ревности любило
губами быстро шевеля
что все губило не отважась –
в ненужной колкой темноте –
какая блажь! какая тяжесть! —
пылают профили не тех

не с теми пьем не с теми ходим
не ту звезду своей зовем
и подступивший к душам холод
не тем бессмысленно зальем
и в ожидании робея
заметно кутаясь в пальто
мы ждем как в детстве ждали фею
заветное знаменье то

не мы ли с вами рисовали?
смеялись хлопья в глубине –
в подвале в лепте на вокзале
значенье зиждется во мне –
давайте силу что приманит
упругий гребень к волосам!
но он никем не прикарманен
хотя подвластен небесам

и следом дымным или горьким
не отвлекаясь на вопрос
кто приготовил оговорки
приговоренные до слез?
для подземелья восхищаясь
вчерашний жезл скорей смени –
для поднебесья знают дни
и мысли тают не прощаясь.