Дневник
Евгений СТЕПАНОВ
Разные годы
Как я работал гидом
Как я работал гидом
Кое-что в этой жизни испытать я все-таки успел. Сидел в кутузке в Швейцарии (пусть и совсем недолго), ночевал на улицах Нью-Йорка и Парижа. Всякое бывало. Но все это — жалкие цветочки по сравнению с моим тяжким опытом работы сопровождающим туристических групп.
...Это раньше, в золотые годы «застоя», за границу советских людей отправляли только две замечательные организации — Интурист и КГБ. Сейчас — отправляют все, кому не лень. Туризм советских людей принял для иных стран просто угрожающий характер. Русские — всюду! Только ленивый не побывал где-нибудь на Мальдивах или Гавайях. Про Париж и Нью-Йорк я вообще не говорю.
Турфирма, в которой я работал, специализировалась на Европе. Мы совершали автобусные туры по следующему маршруту: Москва-Варшава-Берлин-Прага-Париж-Люксембург-Берлин-Варшава-Москва.
Расскажу только об одной поездке.
Эта группа состояла из... семидесяти человек. И когда я собирался в поездку, моя добрая подруга Оля Поздняева, которая была занята в свое время в аналогичном бизнесе, пожелала мне только одного: «Женюра, вернись на Родину живым...»
...Я встретил свою веселенькую группку на Белорусском вокзале (до Польши мы ехали на поезде).
Среди туристов было много детей. Слава Богу, с ними оказалась классная руководительница, на которую я возложил ряд обязанностей.
Прямо у вокзала ко мне подошла одна мамаша и вручила, точно новогодние подарки, двух своих несовершеннолетних ребятишек тринадцати и пятнадцати лет. Соответственно девочку и мальчика. Лешу и Машу. Я стал персонально отвечать и за них. Сама мамаша вместе с нами не ехала, поскольку через три дня отбывала с мужем отдыхать в Египет...
Забегая вперед, скажу, что поначалу я детей опекал весьма активно. Покупал им мороженое, конфеты. Но, видимо, покупал не то. Уже в Варшаве в первом попавшемся магазине Маша приобрела весьма эффектную кофточку и поспешила мне похвастаться:
— Дядя Женя, смотрите, какую я купила развратную штуковину. Отпад!
После чего, опасаясь непредвиденных последствий, опекать конкретно Машу я стал несколько меньше.
В Прагу мы ехали уже на автобусе (двухэтажном). По дороге он благополучно сломался. Пришлось звонить в нашу принимающую фирму и просить заменить автобус.
Сотрудники фирмы решили автобус не менять, но пообещали прислать механика.
Он приехал. Через сутки.
За это время я разместил людей в близлежащей гостинице. Еще на один день. Принимающая фирма обреченно оплатила.
Пока автобус починяли, пропал один из туристов. Мальчик.
Его моложавая, милая мама — Татьяна Ломацкая — была, мягко говоря, сильно взволнована. Она схватила меня за рукав, запихнула в такси и повезла в полицию. Там она начала кричать, что пропал ее малолетний сын.
Чешские учтивые полицаи стали спрашивать приметы малолетнего сына.
— Он совсем несмышленый, маленький, — сквозь слезы причитала несчастная мать, — рост сто восемьдесят сантиметров, размер обуви сорок пятый, семнадцать лет.
Молоденький офицер галантно пригласил нас в полицейскую машину, и мы поехали по ночной Праге искать малолетнего сына семнадцати годков отроду. Нашли. Совершенно случайно. Виталик забрел в ночной клуб. И безмятежно пил пиво. Очень удивился, что мы его разыскивали, оказалось, он предупредил мать, что вернется в гостиницу поздно ночью.
А публика тем временем начала показывать характер.
Утром в Праге, на завтраке, парочка молоденьких женщин, Бубенчикова и Рачкова, опоздали, как говорится, к раздаче, а школьники, разумеется, не опоздали. На столах было неряшливо. И несколько пустовато.
Бубенчикова и Рачкова стали требовательно спрашивать, где еда? Я объяснил, что на столе. Нужно, мол, подойти и взять свою порцию.
— Не будем!
— Кто же за вас это должен сделать? Я?
— Неужели мы?
Я не стал препираться, просто отдал им свой сухой паек, заготовленный мной еще дома, в Москве.
Лучше всех вели себя пожилые, восьмидесятилетние туристы Берс Аронович и Марта Вениаминовна Розенберги. Ничего, что они то и дело задавали «детские» вопросы типа «А в Брно мы будем? А в Дрезденскую галерею зайдем? А по Нилу покатаемся на плотах? А Ниагару увидим?»
Иногда мне казалось, что они что-то перепутали и просто совершают кругосветное путешествие. Но я отдавал себе отчет в том, что восемьдесят лет — дело серьезное. И многие вещи в столь уважаемом возрасте элементарно можно перепутать.
Я отвечал пожилым людям просто и лаконично — едем строго по маршруту.
Этим ответом я, вероятно, только укреплял их таинственные наполеоновские планы.
В Париже я поселил всех в очень хорошей гостинице, прямо в центре города, на площади Италии. Правда, при размещении выяснились странные обстоятельства. Супруги Зотовы, ранее всегда располагавшиеся в одном двухместном номере, неожиданно пожелали жить в отдельных одноместных номерах.
Зотовы поссорились.
— Я хочу спать в отдельной кровати и в отдельном номере! — особенно решительно настаивал Зотов-муж.
— И я хочу спать отдельно (не уточняя от кого!) — говорила Зотова-жена.
Я долго любезничал с девочкой-марокканкой, менеджером отеля. Каких только комплиментов я ей не наговорил! Пришлось даже наврать, что я обожаю Марокко и провожу там все свои отпуска.
Девочка верила с трудом. Но мило улыбалась от сентиментальности.
Проблему решили, не переплатив ни франка. Поселили-таки супругов в разных отдельных номерах.
Но тут же возникла другая проблема. Оказалась, что школьникам (а со мной ехало около двадцати тюменских девятиклассников) выдали ключи не от обычных номеров, а от семейных... То есть номера были, как мы и договаривались с принимающей стороной, двухместные, но кровати там стояли семейные, двуспальные. В каждом номере — одна огромная кровать. Наши поляки опять что-то перепутали, забронировали не те номера.
Девочка-марокканка, отбросив невыгодную сентиментальность в сторону, точно милую, но бесполезную вещь, сурово объяснила мне, что поменять столько номеров невозможно. Точнее, возможно. Но это стоит денег. И больших.
Я задумался — что же делать?
Как ни странно, проблема разрешилась сама собой, и очень просто. Тюменские школьники выразили подозрительно активное желание провести ночи в Париже именно в семейных кроватях...
В Париже от принимающей стороны с нами работала гид Яна, полька, живущая во Франции. Нужно признать, она старалась, куда только нас ни водила! Мы посетили величественный Лувр и захолустный Версаль, поднялись на скрипучую и качающуюся Эйфелеву башню, сходили в умопомрачительные Диснейленд и аквапарк, сделали сладостно-неизбежный шопинг, и цетера, и цетера.
Однако туристы почему-то совсем не радовались жизни.
— Зачем нас привезли в «Тати»? Здесь такой дешевый товар! — кричали они в одном месте.
— Зачем нас привезли в Дефанс? Здесь в магазинах все дорого! — кричали в другом…
И т. д.
В Париже мы пробыли около недели.
Я привык к постоянному стрессу и сну размером в пять часов.
Я понял, что такова моя селяви. И не грустил.
А разные мелкие приключения продолжались. У Бубенчиковой пропал фотоаппарат.
Она прибежала ко мне в номер и начала, извините за каламбур, бубнить:
— Вы за это ответите! Если бы у вас фотоаппарат пропал, вы бы его обязательно нашли. Знайте, если не найдете мой «Кодак», я из гостиницы не уеду.
Я бы, конечно, очень этого (чтобы Бубенчикова не уезжала) хотел. Но — промолчал. Глубоко в душе я жалел работников гостиницы. Они и не подозревали о тех мрачных перспективах, которые опасно замаячили на их горизонте.
Иногда, в редчайшие минуты свободного времени, я позволял себя немного поразмышлять на отвлеченные темы, повспоминать не худшие времена «застоя», когда для того, чтобы выехать за границу, требовались комсомольские и партийные характеристики, справки из поликлиники. И т. д. Как показала жестокая жизненная реальность, это были не самые бесполезные процедуры. Все-таки выезжало не так много неадекватных людей. Но это так — к слову.
Работал я в туристическом бизнесе не слишком долго. Менее года. Ушел из него окончательно и бесповоротно, чтобы навсегда не заболеть грешной болезнью мизантропии.
Все-таки лучше за границей отдыхать, а не работать.
...Это раньше, в золотые годы «застоя», за границу советских людей отправляли только две замечательные организации — Интурист и КГБ. Сейчас — отправляют все, кому не лень. Туризм советских людей принял для иных стран просто угрожающий характер. Русские — всюду! Только ленивый не побывал где-нибудь на Мальдивах или Гавайях. Про Париж и Нью-Йорк я вообще не говорю.
Турфирма, в которой я работал, специализировалась на Европе. Мы совершали автобусные туры по следующему маршруту: Москва-Варшава-Берлин-Прага-Париж-Люксембург-Берлин-Варшава-Москва.
Расскажу только об одной поездке.
Эта группа состояла из... семидесяти человек. И когда я собирался в поездку, моя добрая подруга Оля Поздняева, которая была занята в свое время в аналогичном бизнесе, пожелала мне только одного: «Женюра, вернись на Родину живым...»
...Я встретил свою веселенькую группку на Белорусском вокзале (до Польши мы ехали на поезде).
Среди туристов было много детей. Слава Богу, с ними оказалась классная руководительница, на которую я возложил ряд обязанностей.
Прямо у вокзала ко мне подошла одна мамаша и вручила, точно новогодние подарки, двух своих несовершеннолетних ребятишек тринадцати и пятнадцати лет. Соответственно девочку и мальчика. Лешу и Машу. Я стал персонально отвечать и за них. Сама мамаша вместе с нами не ехала, поскольку через три дня отбывала с мужем отдыхать в Египет...
Забегая вперед, скажу, что поначалу я детей опекал весьма активно. Покупал им мороженое, конфеты. Но, видимо, покупал не то. Уже в Варшаве в первом попавшемся магазине Маша приобрела весьма эффектную кофточку и поспешила мне похвастаться:
— Дядя Женя, смотрите, какую я купила развратную штуковину. Отпад!
После чего, опасаясь непредвиденных последствий, опекать конкретно Машу я стал несколько меньше.
В Прагу мы ехали уже на автобусе (двухэтажном). По дороге он благополучно сломался. Пришлось звонить в нашу принимающую фирму и просить заменить автобус.
Сотрудники фирмы решили автобус не менять, но пообещали прислать механика.
Он приехал. Через сутки.
За это время я разместил людей в близлежащей гостинице. Еще на один день. Принимающая фирма обреченно оплатила.
Пока автобус починяли, пропал один из туристов. Мальчик.
Его моложавая, милая мама — Татьяна Ломацкая — была, мягко говоря, сильно взволнована. Она схватила меня за рукав, запихнула в такси и повезла в полицию. Там она начала кричать, что пропал ее малолетний сын.
Чешские учтивые полицаи стали спрашивать приметы малолетнего сына.
— Он совсем несмышленый, маленький, — сквозь слезы причитала несчастная мать, — рост сто восемьдесят сантиметров, размер обуви сорок пятый, семнадцать лет.
Молоденький офицер галантно пригласил нас в полицейскую машину, и мы поехали по ночной Праге искать малолетнего сына семнадцати годков отроду. Нашли. Совершенно случайно. Виталик забрел в ночной клуб. И безмятежно пил пиво. Очень удивился, что мы его разыскивали, оказалось, он предупредил мать, что вернется в гостиницу поздно ночью.
А публика тем временем начала показывать характер.
Утром в Праге, на завтраке, парочка молоденьких женщин, Бубенчикова и Рачкова, опоздали, как говорится, к раздаче, а школьники, разумеется, не опоздали. На столах было неряшливо. И несколько пустовато.
Бубенчикова и Рачкова стали требовательно спрашивать, где еда? Я объяснил, что на столе. Нужно, мол, подойти и взять свою порцию.
— Не будем!
— Кто же за вас это должен сделать? Я?
— Неужели мы?
Я не стал препираться, просто отдал им свой сухой паек, заготовленный мной еще дома, в Москве.
Лучше всех вели себя пожилые, восьмидесятилетние туристы Берс Аронович и Марта Вениаминовна Розенберги. Ничего, что они то и дело задавали «детские» вопросы типа «А в Брно мы будем? А в Дрезденскую галерею зайдем? А по Нилу покатаемся на плотах? А Ниагару увидим?»
Иногда мне казалось, что они что-то перепутали и просто совершают кругосветное путешествие. Но я отдавал себе отчет в том, что восемьдесят лет — дело серьезное. И многие вещи в столь уважаемом возрасте элементарно можно перепутать.
Я отвечал пожилым людям просто и лаконично — едем строго по маршруту.
Этим ответом я, вероятно, только укреплял их таинственные наполеоновские планы.
В Париже я поселил всех в очень хорошей гостинице, прямо в центре города, на площади Италии. Правда, при размещении выяснились странные обстоятельства. Супруги Зотовы, ранее всегда располагавшиеся в одном двухместном номере, неожиданно пожелали жить в отдельных одноместных номерах.
Зотовы поссорились.
— Я хочу спать в отдельной кровати и в отдельном номере! — особенно решительно настаивал Зотов-муж.
— И я хочу спать отдельно (не уточняя от кого!) — говорила Зотова-жена.
Я долго любезничал с девочкой-марокканкой, менеджером отеля. Каких только комплиментов я ей не наговорил! Пришлось даже наврать, что я обожаю Марокко и провожу там все свои отпуска.
Девочка верила с трудом. Но мило улыбалась от сентиментальности.
Проблему решили, не переплатив ни франка. Поселили-таки супругов в разных отдельных номерах.
Но тут же возникла другая проблема. Оказалась, что школьникам (а со мной ехало около двадцати тюменских девятиклассников) выдали ключи не от обычных номеров, а от семейных... То есть номера были, как мы и договаривались с принимающей стороной, двухместные, но кровати там стояли семейные, двуспальные. В каждом номере — одна огромная кровать. Наши поляки опять что-то перепутали, забронировали не те номера.
Девочка-марокканка, отбросив невыгодную сентиментальность в сторону, точно милую, но бесполезную вещь, сурово объяснила мне, что поменять столько номеров невозможно. Точнее, возможно. Но это стоит денег. И больших.
Я задумался — что же делать?
Как ни странно, проблема разрешилась сама собой, и очень просто. Тюменские школьники выразили подозрительно активное желание провести ночи в Париже именно в семейных кроватях...
В Париже от принимающей стороны с нами работала гид Яна, полька, живущая во Франции. Нужно признать, она старалась, куда только нас ни водила! Мы посетили величественный Лувр и захолустный Версаль, поднялись на скрипучую и качающуюся Эйфелеву башню, сходили в умопомрачительные Диснейленд и аквапарк, сделали сладостно-неизбежный шопинг, и цетера, и цетера.
Однако туристы почему-то совсем не радовались жизни.
— Зачем нас привезли в «Тати»? Здесь такой дешевый товар! — кричали они в одном месте.
— Зачем нас привезли в Дефанс? Здесь в магазинах все дорого! — кричали в другом…
И т. д.
В Париже мы пробыли около недели.
Я привык к постоянному стрессу и сну размером в пять часов.
Я понял, что такова моя селяви. И не грустил.
А разные мелкие приключения продолжались. У Бубенчиковой пропал фотоаппарат.
Она прибежала ко мне в номер и начала, извините за каламбур, бубнить:
— Вы за это ответите! Если бы у вас фотоаппарат пропал, вы бы его обязательно нашли. Знайте, если не найдете мой «Кодак», я из гостиницы не уеду.
Я бы, конечно, очень этого (чтобы Бубенчикова не уезжала) хотел. Но — промолчал. Глубоко в душе я жалел работников гостиницы. Они и не подозревали о тех мрачных перспективах, которые опасно замаячили на их горизонте.
Иногда, в редчайшие минуты свободного времени, я позволял себя немного поразмышлять на отвлеченные темы, повспоминать не худшие времена «застоя», когда для того, чтобы выехать за границу, требовались комсомольские и партийные характеристики, справки из поликлиники. И т. д. Как показала жестокая жизненная реальность, это были не самые бесполезные процедуры. Все-таки выезжало не так много неадекватных людей. Но это так — к слову.
Работал я в туристическом бизнесе не слишком долго. Менее года. Ушел из него окончательно и бесповоротно, чтобы навсегда не заболеть грешной болезнью мизантропии.
Все-таки лучше за границей отдыхать, а не работать.
1996
Москва
Москва
Однофамилец
ЧП. В «Журнальном зале» указано, что я (Евгений Степанов) автор публикации о Гумилёве («Звезда», № 4, 2010). Это не я. Это мой однофамилец. Замечательный литературовед.
В воскресенье позвонил в «ЖЗ». Попросил урегулировать эту ситуацию.
В воскресенье позвонил в «ЖЗ». Попросил урегулировать эту ситуацию.
«Русская премия»
12 апреля в «Президент-отеле» прошла V Церемония награждения лауреатов международного литературного конкурса «Русская премия». В номинации «Крупная проза» первую премию получила Мариам Петросян (Армения) за роман «Дом, в котором...». Вторая премия в номинации «Крупная проза» вручена Андрею Иванову (Эстония) за роман «Горсть праха», третья — Дине Рубиной (Израиль) за роман «Белая голубка Кордовы».
Лучшим поэтом объявлена Мария Тиматкова (США), на втором месте Александр Кабанов (Украина), на третьем Сергей Тимофееев (Латвия). Как относиться к таким результатам? Только с юмором, как, собственно, и ко всему, что происходит в литературной тусовке. В общем, «Русская премия» показала характер. Забавно: всемирно известная писательница Рубина, имеющая многотысячную читательскую аудиторию, позади малоизвестной Мариам Петросян, Александр Кабанов «проиграл» Марии Тиматковой. Забавнее другое: в тройку призеров не вошел Сергей Бирюков со своей замечательной книгой стихов, вышедшей в «Русском Гулливере». А это поэт, который оказал влияние на развитие поэзии и в России, и в мире.
Удивил также поэт Сергей Морейно, который в своей речи о Сергее Тимофееве говорил о поэте Викторе Некрасове, хотя он, как известно, писал прозу. Может быть, г-н Морейно имел ввиду Всеволода Некрасова? Александр Архангельский, который должен был вручать приз Дине Рубинной, и вовсе опоздал.
«Видимо, он на съемках, — объяснил улыбчивый ведущий». Впрочем, все хорошо. Просто надо учиться не воспринимать водевиль как драму.
Лучшим поэтом объявлена Мария Тиматкова (США), на втором месте Александр Кабанов (Украина), на третьем Сергей Тимофееев (Латвия). Как относиться к таким результатам? Только с юмором, как, собственно, и ко всему, что происходит в литературной тусовке. В общем, «Русская премия» показала характер. Забавно: всемирно известная писательница Рубина, имеющая многотысячную читательскую аудиторию, позади малоизвестной Мариам Петросян, Александр Кабанов «проиграл» Марии Тиматковой. Забавнее другое: в тройку призеров не вошел Сергей Бирюков со своей замечательной книгой стихов, вышедшей в «Русском Гулливере». А это поэт, который оказал влияние на развитие поэзии и в России, и в мире.
Удивил также поэт Сергей Морейно, который в своей речи о Сергее Тимофееве говорил о поэте Викторе Некрасове, хотя он, как известно, писал прозу. Может быть, г-н Морейно имел ввиду Всеволода Некрасова? Александр Архангельский, который должен был вручать приз Дине Рубинной, и вовсе опоздал.
«Видимо, он на съемках, — объяснил улыбчивый ведущий». Впрочем, все хорошо. Просто надо учиться не воспринимать водевиль как драму.
Очень мало
Кроватка, оградка…
Человеку очень мало надо.
Человеку очень мало надо.
Подражатели
Раньше подражали Бродскому. Потом — Айги.
Сейчас подражают Алексею Цветкову, который, в свою очередь, позаимствовал прием у раннего Заболоцкого.
Чудаки! Подражать кому-либо, рассчитывая на успех, бессмысленно. Ты можешь (и должен!) писать как хочешь. Только как хочешь! Писать — и получать от этого удовольствие, не ожидая ни похвалы, ни хулы. А награды дают вовсе не за качество текста. Награды дают по каким-то другим критериям, зачастую политическим.
Сейчас подражают Алексею Цветкову, который, в свою очередь, позаимствовал прием у раннего Заболоцкого.
Чудаки! Подражать кому-либо, рассчитывая на успех, бессмысленно. Ты можешь (и должен!) писать как хочешь. Только как хочешь! Писать — и получать от этого удовольствие, не ожидая ни похвалы, ни хулы. А награды дают вовсе не за качество текста. Награды дают по каким-то другим критериям, зачастую политическим.