Ольга МИХАЙЛОВА
Два рассказа
Два рассказа
Ольга Михайлова — прозаик, поэт. Известна публикациями в журналах "Дети Ра", "Зинзивер", "Зарубежные записки", "Фото Travel", "Эгоист Generation" и газетах Linnaleht (Таллин), "Литературные известия", "Поэтоград". Она — автор нескольких книг. Живет и работает в Москве.
ЛОНЖА
– Не бойся, это всего лишь облака, — донесся голос слева — от соседа не укрылась моя нервозность. Я честно боролась с этим неприятным чувством: взяла место у иллюминатора и заставляла себя разглядывать в разрывах облаков недоученную в школе геометрию.
Буйство сочных трав осталось позади. Родной город встречал надоевшей прохладой. Даже там, на живописных берегах, обрамляющих синь, теплее. Почти святая земля, ибо говорю о ней больше, чем о любой другой географической точке, где оказываюсь. Родной город — родной ли? Наверное, на этапе раздачи бонусов произошла путаница. Эх, откорректировать бы точку приземления! Но командуют там другие, с ними не договоришься.
"Приятный голос", — подумалось уже спустя десять минут философских размышлений.
Мужчина, нет, наверное, и сорока, крепкого телосложения, привлекательной внешности шуршал газетой. Вдруг он резко повернулся, и я не успела отвести взгляд — на его висках была заметна седина. И что меня так привлекло, сама не пойму. Стало неловко. Я отвернулась — это не я, а кто-то другой на него пялился. А что? Легкая небритость, глаза цвета графита и вид уверенного в себе человека — просто мой идеал. Он улыбался — легкие морщинки у краешка глаз тоже улыбались.
– Спасибо, успокоил, — пробурчала я. Услышал ли сквозь гул двигателей? Он снова улыбнулся — прочитал по губам.
Руки сами отцепились от подлокотников, или подлокотникам надоело, что их пытаются оторвать. Вроде не трясет уже. Я отвернулась и уткнулась в овальный просвет в поисках полянок — хотелось разноцветного ликования лета. В какой я точке? Лонжа еще со мной — страхует и удерживает связь, позвякивая карабином. Невидимая граница скоро станет очевидной — я это почувствую.
Самолет заколыхался, как деревянный макет, — кто-то неумелый держал его в своих ручонках. "Нашли кому доверить!" Меня услышали — все успокоилось. Я рефлекторно задергала ногами, пытаясь отыскать опору, — она пригодится при посадке.
– Тормоз ищешь? — он окончательно разрядил сгусток высокого напряжения, который вот уже минут двадцать давил на меня своей безысходностью, граница пройдена. — Больше они не будут экспериментировать. В твоем городе облачно, температура +10 °С. Хорошо, что без снега. Ты заняла подлокотник моего кресла.
– Ну ты же не в обиде? — отреагировала я.
Ко мне начинало возвращаться привычное состояние, но не оно было дано при рождении. И я уже не я. И куда-то подевалась приятная истома, улетучилось видение — яркая картина нежных цветов, транслирующих солнце.
– Температура в точке прилета +10 °С, облачно, — сообщил пилот, сделав паузу перед тем как назвать цифру.
– Главное, без снега, — продолжил он уже радостнее.
"Причем тут снег? Ерунда какая-то".
Карабинчик едва держался, я получше закрепила его. Потом…
Стоп. Я впилась взглядом в соседа, а в его зрачках — васильковое раздолье!
"Кто ты?"
"Твоя лонжа".
Мы улыбнулись друг другу.
Буйство сочных трав осталось позади. Родной город встречал надоевшей прохладой. Даже там, на живописных берегах, обрамляющих синь, теплее. Почти святая земля, ибо говорю о ней больше, чем о любой другой географической точке, где оказываюсь. Родной город — родной ли? Наверное, на этапе раздачи бонусов произошла путаница. Эх, откорректировать бы точку приземления! Но командуют там другие, с ними не договоришься.
"Приятный голос", — подумалось уже спустя десять минут философских размышлений.
Мужчина, нет, наверное, и сорока, крепкого телосложения, привлекательной внешности шуршал газетой. Вдруг он резко повернулся, и я не успела отвести взгляд — на его висках была заметна седина. И что меня так привлекло, сама не пойму. Стало неловко. Я отвернулась — это не я, а кто-то другой на него пялился. А что? Легкая небритость, глаза цвета графита и вид уверенного в себе человека — просто мой идеал. Он улыбался — легкие морщинки у краешка глаз тоже улыбались.
– Спасибо, успокоил, — пробурчала я. Услышал ли сквозь гул двигателей? Он снова улыбнулся — прочитал по губам.
Руки сами отцепились от подлокотников, или подлокотникам надоело, что их пытаются оторвать. Вроде не трясет уже. Я отвернулась и уткнулась в овальный просвет в поисках полянок — хотелось разноцветного ликования лета. В какой я точке? Лонжа еще со мной — страхует и удерживает связь, позвякивая карабином. Невидимая граница скоро станет очевидной — я это почувствую.
Самолет заколыхался, как деревянный макет, — кто-то неумелый держал его в своих ручонках. "Нашли кому доверить!" Меня услышали — все успокоилось. Я рефлекторно задергала ногами, пытаясь отыскать опору, — она пригодится при посадке.
– Тормоз ищешь? — он окончательно разрядил сгусток высокого напряжения, который вот уже минут двадцать давил на меня своей безысходностью, граница пройдена. — Больше они не будут экспериментировать. В твоем городе облачно, температура +10 °С. Хорошо, что без снега. Ты заняла подлокотник моего кресла.
– Ну ты же не в обиде? — отреагировала я.
Ко мне начинало возвращаться привычное состояние, но не оно было дано при рождении. И я уже не я. И куда-то подевалась приятная истома, улетучилось видение — яркая картина нежных цветов, транслирующих солнце.
– Температура в точке прилета +10 °С, облачно, — сообщил пилот, сделав паузу перед тем как назвать цифру.
– Главное, без снега, — продолжил он уже радостнее.
"Причем тут снег? Ерунда какая-то".
Карабинчик едва держался, я получше закрепила его. Потом…
Стоп. Я впилась взглядом в соседа, а в его зрачках — васильковое раздолье!
"Кто ты?"
"Твоя лонжа".
Мы улыбнулись друг другу.
КАЛАМАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Отчего волнительно, когда вместо сказок Старого города я выбираю для прогулки этот район? Или он меня выбрал давным-давно, когда я был другим, был юным? Он, с давней историей и индивидуальным колоритом, стоит особняком и бережет жизнь каждого своего двора, дома и живущих в нем людей, тебя. Знаю, почему волнуюсь. Молодые липы, что расцвели раньше других своих сородичей, так обильны! Их цветки похожи на хохолок венценосного журавля…
Не один раз я проходил мимо этих домов, хорошо помню перекресток этих двух улиц. Знакомая дверь — да, она самая. Но что-то изменилось, определенно к лучшему: оригинальный, симпатичный дизайн крыльца, резные наличники. Дом обновлен, и дверь красуется, призывая домочадцев и гостей зайти в подъезд и оценить новый образ — еще не выветрился запах краски.
– А я хуже? — спрашивает меня соседний дом, обветшалый и сутулый.
– Нет, ты не хуже, ты другой, — хочу его успокоить и провожу рукой по участку деревянной стены с облупившейся краской. Ладони чувствуют тепло — дом откликается, у него своя душа и своя история. Надеюсь, его жизнь не закончится столь скоро — так могло бы произойти в другой ситуации, в другое время и другом городе.
Я блуждаю и всматриваюсь в отрешенные глаза домов — какое им до меня дело — и ищу в них твой облик. Они сдержанны, но красоту не утаить: она прольется светом сквозь холодное стекло, просочится через щель в дверном проеме, легким вздохом откроет форточку и непременно окликнет меня. Я надеюсь и жду.
Я услышал, как переговариваются листья старой березы. "Пройдет мимо, пройдет", — не унимались молодые нежно-салатовые листочки. "Остановится...", — крупные листья мудрее. Остановившись у дома, я вспомнил... И сердце заколотилось так сильно, что я невольно положил руку на грудь, чтобы немного успокоиться. Это тот дом, где ты живешь? Прислушиваюсь: по водосточной трубе застучал дождь, наигрывая какую-то знакомую мелодию. Только его не хватало! Как будто отвлекает от окна, где за стеклом скромный букетик васильков. Ты преданно любишь синие очи твоей страны. И я готов следовать за вами, ведь я люблю тебя и твой дом.
Крайнее окно в доме распахнуто — слышны детские голоса, а на подоконнике забавная кукла из ткани. На мое пятилетие мне подарили тряпочную собаку — ее сделала своими руками мамина сестра. Моя любимая игрушка… А другое окно украшают разноцветные витражи — в твоем городе творят великие мастера. Как высоко забрался плющ — почти под крышу, отчего воробьиной семье стало еще уютнее, и угол дома теперь утопает в темно-зеленой лиане — живописно. Милый балкончик с горшечными цветами — мини-оранжерея под открытым небом. Жильцы, он и она, разместили там столик и две табуретки — все готово для утреннего кофе. Крыльцо, всего три ступеньки, с украшенным кованым узором навесом; к перилам привалился велосипед, как уставший старик, которому нужно перевести дух.
Ты тоже любишь передвигаться по району на велосипеде, я видел. Нет, я не подглядывал за тобой украдкой, прислонясь к надежному, как правда, стволу березы (есть какое-то тяготение именно к березам, как будто навеяно детством), а просто прогуливался и не мог не обратить внимание. Ты грациозна и непосредственна — возвращаешься из магазина с продуктами и что-то напеваешь… мелодию дождя?!
Я непрестанно открываю и закрываю зонт — дождь забавляется. Липа промокла, сладкий нектар ее цветков перемешался с дождинками. Я привезу домой влажный привкус Каламая с нотками грусти, оттого что мы не встретились. Когда же?
Я приеду снова, приду сюда и буду беседовать с домами как со старыми знакомыми, обмениваясь новостями, и ждать тебя, мое синеокое море. Дома постареют. Ты не выдержишь быть свидетельницей еще и моей старости. А дождь не станет другим, он вновь забарабанит музыку собственного сочинения, и я увлекусь и без запинки повторю за ним ритм.
– Ты многого достиг, — бросит он в мою сторону.
– Что из того? — отвечу, — Слышит ли она?
– Пойди, спроси ее сам. Или будешь вечность слоняться у нас? Фонари смеются.
– Пусть смеются. Отпусти меня.
– Я тебя не держу, — дождь отворачивается и направляется в сторону набережной. Музыку он забирает с собой, чтобы сыграть-отстучать ее для морской волны. Порой они звучат в унисон — ветер и морская волна, и тогда…
Непокой.
Ты, наверное, готовишь ужин, а может быть, читаешь: я улавливаю аромат еды, а из другого окна доносится звук переворачиваемых страниц — так звучит твоя повесть. Она романтична и невинна, стремительна и желанна, скромна и обильна.
– Помнишь липу? — я заговариваю с тобой.
– Да, — тихо отвечаешь ты и добавляешь: — Я собирала ее цвет для тебя там, — и показываешь туда, где остались неудовлетворенные желания обмякших деревьев. — Ты долго не приезжал. Зимой я часто болела, липа очень помогла мне.
– Я приезжал, просто ты… Я приходил к вечеру, ты зашторивала окно, скрываясь от настойчивого внимания фонаря.
– Да, все так и было, — улыбнулась ты. — Почему ты не постучал?
– Я стучался, стремясь в сокровищницу твоего сердца. Я брал твою руку, гладил и целовал пальцы, как сейчас, один за другим: большой, указательный, средний, безымянный… Что это? Как же так? — я не желал принимать очевидное.
– Ты опоздал. Гляди, в твоих волосах запутался лепесток василька.
…
Я все еще навещаю дома и любуюсь медовой кашкой на аккуратных внутридворовых лужайках — это происходит реже. Дождь всегда сопровождает меня и уже не задирает, а молча бредет рядом. У него тоже что-то не сложилось. Вместо желто-оранжевого подмигивания безобидного мечтателя-фонаря в окно бьет назойливый поток неоновых огней — так светится вывеска нового кафе. В кафе неплохо, но не то.
Не хватает фонаря, велосипеда и липы…
Не один раз я проходил мимо этих домов, хорошо помню перекресток этих двух улиц. Знакомая дверь — да, она самая. Но что-то изменилось, определенно к лучшему: оригинальный, симпатичный дизайн крыльца, резные наличники. Дом обновлен, и дверь красуется, призывая домочадцев и гостей зайти в подъезд и оценить новый образ — еще не выветрился запах краски.
– А я хуже? — спрашивает меня соседний дом, обветшалый и сутулый.
– Нет, ты не хуже, ты другой, — хочу его успокоить и провожу рукой по участку деревянной стены с облупившейся краской. Ладони чувствуют тепло — дом откликается, у него своя душа и своя история. Надеюсь, его жизнь не закончится столь скоро — так могло бы произойти в другой ситуации, в другое время и другом городе.
Я блуждаю и всматриваюсь в отрешенные глаза домов — какое им до меня дело — и ищу в них твой облик. Они сдержанны, но красоту не утаить: она прольется светом сквозь холодное стекло, просочится через щель в дверном проеме, легким вздохом откроет форточку и непременно окликнет меня. Я надеюсь и жду.
Я услышал, как переговариваются листья старой березы. "Пройдет мимо, пройдет", — не унимались молодые нежно-салатовые листочки. "Остановится...", — крупные листья мудрее. Остановившись у дома, я вспомнил... И сердце заколотилось так сильно, что я невольно положил руку на грудь, чтобы немного успокоиться. Это тот дом, где ты живешь? Прислушиваюсь: по водосточной трубе застучал дождь, наигрывая какую-то знакомую мелодию. Только его не хватало! Как будто отвлекает от окна, где за стеклом скромный букетик васильков. Ты преданно любишь синие очи твоей страны. И я готов следовать за вами, ведь я люблю тебя и твой дом.
Крайнее окно в доме распахнуто — слышны детские голоса, а на подоконнике забавная кукла из ткани. На мое пятилетие мне подарили тряпочную собаку — ее сделала своими руками мамина сестра. Моя любимая игрушка… А другое окно украшают разноцветные витражи — в твоем городе творят великие мастера. Как высоко забрался плющ — почти под крышу, отчего воробьиной семье стало еще уютнее, и угол дома теперь утопает в темно-зеленой лиане — живописно. Милый балкончик с горшечными цветами — мини-оранжерея под открытым небом. Жильцы, он и она, разместили там столик и две табуретки — все готово для утреннего кофе. Крыльцо, всего три ступеньки, с украшенным кованым узором навесом; к перилам привалился велосипед, как уставший старик, которому нужно перевести дух.
Ты тоже любишь передвигаться по району на велосипеде, я видел. Нет, я не подглядывал за тобой украдкой, прислонясь к надежному, как правда, стволу березы (есть какое-то тяготение именно к березам, как будто навеяно детством), а просто прогуливался и не мог не обратить внимание. Ты грациозна и непосредственна — возвращаешься из магазина с продуктами и что-то напеваешь… мелодию дождя?!
Я непрестанно открываю и закрываю зонт — дождь забавляется. Липа промокла, сладкий нектар ее цветков перемешался с дождинками. Я привезу домой влажный привкус Каламая с нотками грусти, оттого что мы не встретились. Когда же?
Я приеду снова, приду сюда и буду беседовать с домами как со старыми знакомыми, обмениваясь новостями, и ждать тебя, мое синеокое море. Дома постареют. Ты не выдержишь быть свидетельницей еще и моей старости. А дождь не станет другим, он вновь забарабанит музыку собственного сочинения, и я увлекусь и без запинки повторю за ним ритм.
– Ты многого достиг, — бросит он в мою сторону.
– Что из того? — отвечу, — Слышит ли она?
– Пойди, спроси ее сам. Или будешь вечность слоняться у нас? Фонари смеются.
– Пусть смеются. Отпусти меня.
– Я тебя не держу, — дождь отворачивается и направляется в сторону набережной. Музыку он забирает с собой, чтобы сыграть-отстучать ее для морской волны. Порой они звучат в унисон — ветер и морская волна, и тогда…
Непокой.
Ты, наверное, готовишь ужин, а может быть, читаешь: я улавливаю аромат еды, а из другого окна доносится звук переворачиваемых страниц — так звучит твоя повесть. Она романтична и невинна, стремительна и желанна, скромна и обильна.
– Помнишь липу? — я заговариваю с тобой.
– Да, — тихо отвечаешь ты и добавляешь: — Я собирала ее цвет для тебя там, — и показываешь туда, где остались неудовлетворенные желания обмякших деревьев. — Ты долго не приезжал. Зимой я часто болела, липа очень помогла мне.
– Я приезжал, просто ты… Я приходил к вечеру, ты зашторивала окно, скрываясь от настойчивого внимания фонаря.
– Да, все так и было, — улыбнулась ты. — Почему ты не постучал?
– Я стучался, стремясь в сокровищницу твоего сердца. Я брал твою руку, гладил и целовал пальцы, как сейчас, один за другим: большой, указательный, средний, безымянный… Что это? Как же так? — я не желал принимать очевидное.
– Ты опоздал. Гляди, в твоих волосах запутался лепесток василька.
…
Я все еще навещаю дома и любуюсь медовой кашкой на аккуратных внутридворовых лужайках — это происходит реже. Дождь всегда сопровождает меня и уже не задирает, а молча бредет рядом. У него тоже что-то не сложилось. Вместо желто-оранжевого подмигивания безобидного мечтателя-фонаря в окно бьет назойливый поток неоновых огней — так светится вывеска нового кафе. В кафе неплохо, но не то.
Не хватает фонаря, велосипеда и липы…
* Фото автора