кубисты нашли четвертое измерение
не в имперском париже,
в провинции,
где амбиции
намного ниже,
где любое растение,
дом, хижину
можно разложить, как наложницу,
в нужной позиции,
сделать ножницы,
довести до эрекции.
четвертое измерение —
это время,
что явствует не только из литературы,
властное над всеми,
кубатуру дворов,
дорогу в горы,
деревья со склона
разъедают кракелюры,
девицам из авиньона
не уберечь фигуры,
возьмем на полтона
еще ниже —
умирать в париже.

"спасибо, господи, что наши сновидения
более ужасны, чем действительность" —
так было сказано в начале двадцатого,
до первой мировой.
спасибо, господи, что наши сны,
ужесточившись, помогают нам адаптироваться
к жизни, не менее жестокой —
так говорилось после войны.
спасибо, господи, что наши сны
уберегают нас от кошмаров,
которые каждодневно предстают наяву —
так могли говорить после второй мировой.
спасибо, господи, что наши сны —
единственное спасение
от смертельной угрозы, нависшей над нами —
все, что остается сказать.

познакомились на качелях,
увлечение продолжалось,
профиль — вылитый боттичелли,
боттичелли — брюшная полость.
разложить можно на части,
взять как целую фигуру,
эх, качаться бы и качаться —
дорисовывать с натуры.
хоть звалась она не одеттой,
всего навсего — маруся,
и всего-то — полураздета,
одуреешь не хуже пруста.
приколол к стене на кнопку
репродукцию картины,
сожалею, что был робким —
прочитал до середины.

"слышать себя ушами собеседника",
собеседник слышит твоими ушами.
не составит труда для скептика,
внимательно следя за губами,
убедиться при прямом контакте —
вывод, понятно, остается в силе —
забываем прежде всего, не так ли,
то, что сами недавно говорили.

"число человеческих типов весьма ограничено,
в незнакомых местах — те же самые лица",
но обратившись к кому-нибудь лично,
часто вынужден в том усомниться.
он шарахается, как от больного гриппом,
будто у тебя вообще не все дома,
понятно, ты — не принадлежишь к числу типов,
которые были с ним когда-то знакомы.
или наоборот, к тебе кто-то сам пристает
с вопросом: как ваше здоровье?
ну какое твое дело, скажи, идиот,
нет здоровья совсем или здоровье воловье?
иногда попадаешь с ним в общий сюжет,
беседа длится, как у двух шпионов,
после этого думаешь: знаком или нет,
принимая клонов за типов, типов — за клонов?

"художник изымает из названий предметов
названия, данные богом",
не останавливаясь на табурете
как интерфейсе ван-гога,
протянув далее электропроводку
(по стене и плафону,
взглянув на ржавую селедку
петрова-водкина)
к антикварному столу платона,
чтобы не заканчивалась пожизненная рента,
над столом лампа накаливания не гасла,
где любительница абсента
назначила свидание пикассо.

"родинка блуждала по лицу
и остановилась на губе",
свои губы вряд ли поднесу,
губа к губе, приблизившись к тебе.
поначалу показалось — мошка
пролетела со щеки на шею,
издали не ясно и загвоздка
в том, что не решался, столбенея,
сделать шаг, мошка летела к уху,
далее — ко лбу, затем — к губе,
понял вдруг: никак — удача в руку,
незачем противиться судьбе.
поначалу принял за слезу,
но когда приблизился вплотную,
осознал, что не перенесу,
если воспротивлюсь поцелую.

"любовь к женщине —
любовь к чему-то другому"
или другой,
не той, что в блаженстве,
истоме
предстает нагой.
любовь к женщине —
нечто неразличимое,
засекреченное,
по той причине,
что любовь к женщине —
это любовь к мужчине,
к невидимой личине,
величине бесконечной,
другой...
любовь к женщине,
по любому, —
это любовь женщины
к женщине,
ни больше, ни меньше,
другому...

"произносить можно слова,
как тебе угодно",
не добиваясь тождества
с горлом.
на выбор: градусник во рту
или подмышкой,
под сенью девушек в цвету
или старушкой.
любите женщину в соку
покуда дюжи,
до слова вывернув строку
наружу.

"люди, увлеченные одной идеей,
одинаковы".
сравни книгочея
с бумагомаракою,
прелюбодея
с парикмахером —
что у них между собой общего?
рифмовка, без вопросов,
далее, среди прочего,
тем же способом:
у железнодорожника
через путеобходчика
с привокзальным буфетчиком,
у того — с безбилетником,
купившим бутерброд
в ожидании поезда?
можно включить в оборот,
пока не поздно,
трудоголика
пенсионера,
алкоголика
антрепренера,
обывателя,
ерзающего на стуле,
читателя, играющего в крестики-нулики.
так пойдет —
составим список, целая галерея,
разный сброд, по существу — народ,
но какая общая идея,
под каким общим знаком
живет?
и почему безнадежно одинаков?

"если бы показалось,
что я щедр и умен,
рассказал бы об этом
во весь голос".
такова данность,
и есть ли резон
держать под запретом
эту новость?
но пока ни малейшего
нет позыва,
нет намека
на результат.
отчего ж, милейшие,
я залез в корзину
раньше срока,
допустил фальстарт?
а все потому,
мои ненаглядные,
меня напрягает
сам факт —
ведь явно не по уму,
что с вами рядом
ходит кругами
жмот и дурак.

"цезарь был ведикодушен —
врагов, которых обещал распять,
сначала удушил, потом распял".
закроем глаза и уши,
оборотимся вспять —
к началу начал.
как с нами поступит нынче цезарь,
какую выберет меру,
проявит волю?
по какому мы пойдем цензу,
какому примеру
и произволу?
уморит ли голодом,
прежде, чем умертвить
или сразу без суда пристрелят?
по какому поводу
будет проявлена прыть,
чтобы извести челядь?
возможно позволит выбирать:
кому — погост, звезда и крест,
кому — крематорий и урна.
не будет слепо карать,
великодушный сделает жест —
излагаем чисто литературно.

был — кровь с молоком,
всего поубавилось,
был озорником,
нынче не балуюсь.
"перечитывая,
стыжусь написанного"
от лица нарочитого
черта лысого.
но даже абстинентом
вдруг окажись,
становилась бы текстом
жизнь.

"держать в пригоршне зачерпнутую воду",
чтобы донести, не разлив, до рта,
вода из-под крана, каждую секунду
может пролиться, задача с виду проста,
но по ходу действия выясняется что-то,
как всегда, не до конца просчитал.
на языке и небе предвкушение полета,
вода, напротив, выбирает другие места.
все равно, что по старому путеводителю
выбирать предстоящий маршрут,
дома перенумерованы, предположительно,
ты здесь был и никогда не был тут.
навстречу попадается старый знакомый,
он идет молча, набрал в рот воды,
несет глоток свободы, у него номер дома,
вполне уверен: об этом знаешь ты.

"вещь становится постыдной,
когда ее прославляет толпа",
поверь, друг мой ситный,
опоганит тебя похвальба.
повторяю: подумай и взвесь,
что получишь ты на халяву —
"постыдной становится вещь,
когда толпа ее прославляет".
это отнюдь не пословица,
ведь падко на лесть дурачье —
"постыдной вещь становится,
когда толпа прославляет ее".

"все время учится,
когда будет знать?"
сам ни в коем случае
не мучаю зад.
знаю — что знаю,
вдруг подучусь:
здесь — пролистаю,
там — стащу.
все время учиться,
а когда жить?
жизнь — больница:
встал — ложись.
но быть неучем
не просто,
как узнать, что почем?
вдруг ты — маэстро.
учиться у самого себя
велели антики.
ну, это, б.я,
с какой стати?