Книжно-Газетный Киоск


ПРИЧУДЛИВЫЕ ОРНАМЕНТЫ МИХАИЛА ЕРЁМИНА


Тонкость организации стиха есть тайна.
Капсулы расшифровки, предлагаемые литературными критиками, всегда условны…
Стихи Михаила Ерёмина не подразумевают широкой аудитории, как не подразумевает ее определенного рода музыка: Яначека, например, или Губайдулиной; тем не менее, наличие таких, присутствие в полях поэзии необходимо, как необходимы все цветы:

Роскошно скошен луг.
В среде ромашек инфантилен,
Как мяч, попавший под каблук,
На щуку жалуется филин.
Полукошачий организм
По-птичьи кутается в слякоть,
А щука дремлет, как карниз,
И поворачивается под лапой.

Нечто детско-наивное мерцает в стихах забытым счастьем (взросление всегда, отчасти, изгнание из рая).
И – на эти детские разводы наслаивается изощренность поэтической техники, чьи технологии тоже, как будто, зашифрованы поэтом, или закамуфлированы им.
В стихах Ерёмина происходит то, что невозможно – как вы представляете себе полукошачий организм, по-птичьи кутающийся в слякоть? – но именно абсурдность подобного рода показывает возможности амплитуды сознания, поднимающего порой к такой запредельности образов, что непонятно – как это возможно.

Там тени павших пашут на ресницах,
Там, в царстве доадамовой смекалки,
Кентавры негодуют по-оленьи,
В соперника втыкая томагавки.

Причудливо смешиваются пласты мира, его культурные слои – так дети мешают свои игрушки, чтобы потом, сортируя их, заглядывая в старые ящики, вспоминать периоды собственного роста.
Нечто от серебряной скани, финифти проскальзывает в изощренных, причудливых словесных орнаментах Ерёмина, и, кажется, это нечто связано с самой сокровенной тайной поэзии, которую не разгадать никогда.

Александр БАЛТИН