Образный ряд данного сборника: рваные облака, чугунная ванна, родня. Пруд, край небес, облако, баба Маня (родня). Автобус, старухи, райцентр, небеса. Облако (в отдельных стихах по три раза), телята, неба свод. Вода, вода, облака. В разных значениях облака — «молоко». Этим словом можно выразить все. Река, рыбаки, пироги, воробьи и ангелы, облака и радуги, но чаще слово не связано с содержанием, просто связка — как тут: «Дядька чиркнул небо спичкой, пахнет молоком над домом, молоком чернильным, птичьим. Молоком из облакова».
В книге «Страна» неожиданно много просторечий. Это слова из разговорного русского. Просторечия: напилася; помер; Ну уж, чай, не дура; датая; плакай; нынче; А, робяты, нешто; зараза; прошкрябаю; Жрите, коль надавано; Дуй-ка к нам, дурдом.
Живой уличный говор — примета окружающей жизни. Этот говор везде — и в автобусе, и в супермаркете (чуть не сказала — в лавке), и в больнице. Даже с закрытыми глазами сразу поймешь, где ты. Вот пример такого «просторечного» стиха.
Николай идет драчливый:
— Сам откуда? — С Вытегры!
— Что, карман зашит строчными?
— Прописными выпорот!
— Мы вам, что ли, лыком шиты?
— Ну а мы — подавно!
— Саньку борзого держите!
— Жрите, коль надавано!
— Слово за слово, братишки!
— Ну-ка, Александер!
И посмотрим, кто — по книжкам, ну а кто — десантник!
тары-бары, растабары, Евы да Адамы,
сушат ватники бакланы, бантики мадамы!
Нас учили, мы учили, песенки-потешки.
— Добрый Филя, что ворчливый?
— А, робяты, нешто!

Эта цветистая прибаутка, будто частушка, подслушана на базаре, и искать здесь смысл не обязательно. Можно расценить как иронию по поводу той же народности. Но эта стихия слова даст сразу картинку народной речи. В ней не только березовая печаль бывает, но ухарство и грубость.
Я понимаю, почему исследователи творчества Сучковой вспоминают Пушкина, Блока, но не знаю, почему никто не цитирует ее стихотворение, написанное матом. И Пушкин тут ни при чем. Поэтесса такими вещами и раньше баловалась.

Она могла бы, конечно, и другую рифму найти — к слову «поля». Но не захотела. Может, потому что страна без этого не живет? Или потому, что вся страна из них и состоит? Стихия простонародной речи подается в книжке «Страна» в виде отдельных слов и целых стихов. И что любопытно — в этих стихах нет личностной окраски. Они будто увидены со стороны, будто это игры какие-то. Речь Сучковой раньше не была такой.
Говорил старик — ледяная глыба, в рукавах искрилась, текла река:
— Я своей воды не отдам ни рыбы, завалящего окунька!
Говорил старик — грозовая туча, тополя сгибая, как якоря:
— Я своей воды не увидел лучше, я по многим ходил морям.
Говорил старик и от кашля трясся:
— Не дойти и по воду, е-мое!
И сдувал чаинки с воды, как ряску, и подолгу смотрел в нее.
На колени прыгал к нему котейка,
бабка щелкала телепрограммами,
И светилась в окнах у них уклейка —
между рамами плавала.
А когда шел дождь — утекай, не жалко! —
в облака густые над липами
Загонял русалок скрипучей палкой,
потому что мерзко хихикали.

С одной стороны, бытовые реалии: кашель, котейка, телик, а с другой — рыба между стекол и хихикающие русалки. Уж не разводит ли их кашляющий лирический герой? Подобные фантасмагории могут родиться из ничего, просто автором быт преображается вот в такие мифы. И наличие мифологии — главная отличительная черта книги. Которую Лена Писарева хвалила за присутствие трактора «Беларусь». Но, по-моему, в тракторе ничего волшебного нет. А вот в рыбе между стекол — да. И, кроме того, это стихотворение содержит сюжет, его можно нарисовать, как картинку, или сделать монтаж из отдельных картинок. Рыба между рам вполне могла быть, люди же кладут вату для утепления, а вату — как только не украшают! И вот фигурка рыбы оживает. Классно.
В книге всего несколько текстов о так называемой литературе, из второй части книги… Лексика абсолютно другая. Не нарочитая, совершенно естественная. Здесь личностная окраска намеренно присутствует — есть авторское «Я». Речь идет от первого лица, и ритмика сложнее, и лексика особая, в ней есть литературные термины…

Здесь тоже проступает мифология, но совсем иная. За обыденным жестом — человек вытирает руки газетой, типографские буквы отпечатываются на руке (и оттираю скомканные буквы…) — встает не свобода писать, а обязанность писать. Есть миф: поэт только и делает, что наслаждается своим даром и славой. Ан нет, это бывает мучительно. Когда говорят, что некто мучает бумагу (и бумага терпит, но тихонечко скулит) — нетрудно догадаться, что тому, кто пишет, тоже несладко. Но внимание на бумагу. Мне это стихотворение представляется откровением. Не каждый признается в том, что эта кухня вообще есть. И мне это кажется очень честным. И неоклассический стиль, и даже глагольная рифма, да и бог с ней, — все это открытость невероятная.

Два этих стихотворение противопоставляют жизнь и литературу. Упоминание размеров амфибрахия и пиррихия, которые автор вообще не использует. Тем не менее, это загон (в котором я пасу гусей). Это какая-то несвобода. А все же литература — «моя». Второе стихотворение — тоже умаление и развенчание, ведь томик Мандельштама — всего лишь подставка под комод. Есть в этом нечто жалобное и виноватое. Ну, да, не до параграфа, спать пора… Все заливает молоко из облаков. Это новообразованное слово прекрасно резонирует звуком. Здесь смешиваются исповедь и частушка.

Да, жизнь состоит не только из облаков, но еще из грязи. Да, прозаики и поэты низведены дальше некуда, но дописывать все равно придется… И, как ни крути, это правда.
Что касается облаков. Это мировая традиция. «Облако» — образ, проходящий через всю мировую литературу. Семантика облака включает в себя метонимическое обозначение природного явления, связанного с круговоротом воды. Облака, с одной стороны, являются реалиями, поскольку это явления, существующие в мире, явления, которые могут быть подвергнуты научному наблюдению, изучению и анализу. Облака являются частью любого пейзажа. Вместе с тем, эти реалии обладают дополнительными смыслами. Образ облака осмысляется метафорически, и смысл его восходит к мифам. Семантика образа обусловлена еще и его этимологией, что зафиксировано в словарях разного типа. Образ облака актуализируется в культуре начала ХХ века, о чем свидетельствует появление его в заголовках стихотворений, поэм и поэтических сборников: «Облако в штанах» В. Маяковского, альманах «Авто в облаках», «Облака» Г. Адамовича. Адамович — один из создателей и член «Цеха поэтов», разрабатывающего принципы акмеизма. Названия произведений у футуристов эпатажны, основаны на оксюморонах и парадоксах. Сборник стихотворений Адамовича озаглавлен нейтрально, название только фиксирует предмет изображения. Первый сборник Адамовича «Облака», опубликованный 1916 году в издательстве «Гиперборей», состоял из двадцати пяти стихотворений. Это и стало дебютом Адамовича в дальнейшем.
Частое употребление слова «Облако» у Сучковой говорит о вписанности в мировую традицию. Одна из первых ее поэм носит название «Камень-Рыба-Облако».
Лучшие стихи с облаком есть у таких поэтов, как Афанасий Фет, Иннокентий Анненский, Алексей Апухтин, Алан Милн, Хуан Рамон Хименес, Иосиф Бродский, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский… Об этом стоило бы написать отдельное исследование, но не в рамках этой рецензии. Облако — биб-лейский символ. Первое упоминание об облаках относится ко времени после потопа, когда Бог через Ноя установил Новый Завет, символом которого стала радуга в облаках.
Во время сорокалетнего странствия по пустыне, после исхода из Египта, израильтяне видели столп облачный днем и столп огненный ночью. Облако в пустыне отождествляется со «Славой Господней». Облако и огонь символизировали Божье присутствие во время странствия Израиля. В образе облака выражается не только присутствие Бога, но и Его сокрытость. Никто не может увидеть Бога и остаться в живых, поэтому Он прикрывает себя облаком. Оно раскрывает образ Бога и в то же время окружает Его тайной. Настойчивое присутствие облака в стихах Сучковой — не что иное, как причастность к мировой традиции. Неожиданно, но факт.