Я родился в 1964 в Москве, в Марьиной Роще, в роддоме № 9 на Шереметьевской улице. Когда мне было два года, наша семья переехала в частный дом в Кускове, который отцу подарил его отец, мой дедушка Александр Алексеевич Степанов. В этом прекрасном (пусть и ветхом) частном доме мы прожили до 1970 года. Дом был небольшой, дощатый. Посередине стояла печка. Мама ее с утра до вечера топила. Она работала переводчицей с немецкого языка, занималась нами и хозяйством. Она почти не отдыхала. Иногда, плотно приблизившись к экрану, смотрела маленький, скромный телевизор «Рекорд».
Мама познакомилась с отцом в Сибири, в студенческом Томске, где они учились в институтах (отец — в строительном, а мама — в педагогическом, на факультете иностранных языков). Отец приехал из Москвы вместе с моим дедом (его Сталин туда направил на руководящую работу), а мама из маленького городка Красноярского края — Ужура.
Детство я вспоминаю с нежностью и трепетом. Я теперь знаю: все, что нам нужно, у нас есть с рождения. У меня с рождения был (он остался во мне) родительский дом. В этом доме на окраине Москвы, в боголепном Кускове я прожил пять лет своей жизни. Это были, конечно, мои лучшие годы. До шести лет ребенок совершенен, он часть Бога, природы и космоса, он не отравлен цивилизацией, тотальной борьбой за выживание, он не знает, что он умрет, а значит, бессмертен. До шести лет я был абсолютно счастлив. Мама, папа, брат, двоюродные сестры, точнее — тетки, грядки с клубникой, родная земля (сорок соток!), дворцы Кускова на берегу графского пруда, Гайские горы, кинотеатр «Гай», где показывали фильмы про индейцев, яблоня китайка, жесткие и очень сладкие груши тети Клавы, наш личный домашний прудик, кот Дикий, отцовский гараж, снежные барханы, куда мы с братом прыгали с гаража, печка, телевизор «Рекорд», отцовский мотоцикл «Ковровец», бабушка (на самом деле прабабушка) Паша, которая угощала нас с братом конфетами, а сама пила чай из блюдечка. Она прожила 95 лет, а прожила бы еще столько же, но мы переехали в бетонные (во всех смыслах) квартиры, которые нам дала родна Советска власть вместо нашего прекрасного дореволюционного потомственного дома на земле…
Всю свою последующую жизнь я искал (и ищу) этот (похожий) дом, куда бы я хотел поселить всю свою большую интернациональную семью, всех своих родных людей. Строил и покупал дачи и квартиры в Подмосковье, Тамбовской области, за границей… Что-то мне удавалось. Но дом, где я рос первые годы своей жизни, не заменит ничто.
…Сейчас я успокоился, осознав, что никогда не найду на земле то, что живет в моем сердце, в моей душе… И мысленно очень часто нахожусь в том старом московском доме, в котором вырос… Даже можно сказать, что я по-прежнему живу в нем.
…Снесли наш дом в 1970 году, и нам дали, как я уже говорил, трехкомнатную квартиру (60 кв. метров) в панельной девятиэтажке неподалеку, в том же районе, рядом с метро Ждановская (это нынешнее Выхино). И мы стали там жить. Большую часть времени я, впрочем, проводил на улице, во дворе.
…Недавно смотрел телевизионную передачу про бывшего знаменитого тяжелоатлета и хорошего современного писателя Юрия Власова. Он с болью говорил о том, что нынешние дети мало знают разнообразных игр. Это действительно очень грустно. Мы же, московские ребята 70‑х годов, играли во всевозможные уличные игры: и в чижика, и в пробки (расшибец), и в городки. Во все, что угодно. А я вообще, по сути, воспитывался на улице. Знал многие ее тайны. И темные, и светлые закоулки… Моя мама, до семнадцати лет жившая, как я уже писал, в небольшом сибирском городке, даже заставляла меня в летнее время постоянно гулять босиком и без рубашки. И все время гнала на улицу — заставляла дышать свежим воздухом. Мама делала правильно. И воздухом я надышался, и воспитала меня улица как надо. Подготовленным — более или менее — к жизни. Там я научился устанавливать контакты со сверстниками, выходить из трудных ситуаций, добиваться своего. А если бы я сидел дома да смотрел телевизор? Я бы тогда, конечно, не смог с семнадцати лет жить вдали от отчего порога.
…Мои гастрономические советские воспоминания относятся именно к этому периоду — к семидесятым годам прошлого века. Рядом с нашим домом в Вешняках быстро построили продуктовый магазин. Что там продавалось? Картошка в бумажных пакетах или на развес, крупы, сливочное и подсолнечное масло (бутылка по пятьдесят копеек, автомат сам наливал), шоколадное масло, супы из пакетиков, сайра и шпроты, куры и утки, яблоки «Джонатан» (по 3, 50 за кг.), сыры «российский», «пошехонский», «колбасный», сгущенка (не всегда), колбасы («докторская», «любительская»), был шикарный кондитерский отдел, где продавались шоколадные конфеты, леденцы, печенье, пастила, зефир, торты «Подарочный» (мой любимый, за 2, 40), «Ленинградский» (тоже за 2, 40), «Сказка» (за 1, 90)… Продавались и бананы (правда, зеленые), и мандарины (не всегда), и хурма.
Осенью завозили арбузы и дыни, виноград…
Что ели мы?
Мама готовила нам жареную и вареную (часто в мундире) картошку, суп из пакетиков или консервов, жарила утку (на гарнир рис), пекла сладкие пирожки и пирожки с капустой и рисом.
В доме всегда были зефир, пастила, иногда отец привозил из командировок воблу (это был страшный дефицит).
Покупали мы постоянно квас. Бидон стоил 32 копейки. Большая кружка — 6 копеек, а маленькая 3. Большой роскошью я считал лимонад и особенно «Байкал», который стоил 45 копеек. «Байкал» был аналогом американской кока-колы и пепси-колы — их я впервые попробовал во время Олимпиады — 80.
Летом почти каждый выходной мы ездили с ребятами за грибами — в деревни Овражки, Коренёво, Донино (это по Казанской железной дороге). Я всегда привозил много грибов, и мама их варила и жарила.
Во дворе нашего дома росли яблони, я собирал яблоки и приносил домой, и мама варила компот.
Также она делала нам кисель, оставляла нам с братом на день целую бадью киселя с белым хлебом. И мы легко могли продержаться на киселе. Часто оставляла вареные яйца, воблу, бутерброды с маслом и сахарным песочком.
Всегда в доме были урюк, курага, изюм, компот из сухофруктов.
Потом я, в семнадцать лет, в 1981 году, оказался в провинциальном Тамбове. Там обеспечение продуктами было хуже, чем в Москве. Не продавали, например, сливочного масла, сгущенки, но я часто ездил в Москву и привозил и Наташе (моей жене, с которой мы поженились в возрасте 18 лет, в 1982 году), и своим педагогам в педагогическом институте дефицитные в Тамбове продукты…
В Тамбове в брежневскую эпоху продавали колбасу по 3, 50, хлеб, крупы, консервы, яблочное вино по 50 копеек, яблоки, груши, картошку, конфеты, разнообразные пирожные (ром бабы, заварные, «корзиночки» с кремом), яйца… То есть с голоду никто не умирал. Необходимый минимум в магазинах был.
В райцентре Рассказово (Тамбовская область), где я тоже жил, продавались копченые куры-гриль, но они были большим дефицитом. В магазинах всегда были селедка, какая-то невзрачная картошка, хлеб, капуста, конфеты… Ассортимент продуктов не отличался разнообразием. Но все равно люди, конечно, не голодали. И, разумеется, все в изобилии продавалось на рынке — и сухофрукты, и хорошее мясо, и рыба, и т. п.
Капитализм, конечно, изменил продуктовые магазины. В крупнейших супермаркетах («Магнит», «Пятерочка», «Перекресток», «Дикси» и т. п.) купить продукты можно на любой вкус — правда, неизвестно какого качества.
Появилось много морепродуктов, разнообразные колбасы, сыры, мясо, рыба, фрукты, конфеты, не дефицит теперь даже торт «Птичье молоко».
Но мои вкусы остались прежними. Я по-прежнему покупаю картошку и яйца, овощи и фрукты, сухофрукты (курагу, изюм, чернослив). Покупаю печенье и конфеты, каши и мясо, сайру и шпроты (консервы)…
По сути, мой рацион не изменился. Правда, я стал покупать еще морепродукты (например, копченые мидии).
Никаких разительных перемен в моем рационе нет. И восхищения продуктовым изобилием у меня тоже нет. Это для меня, честное слово, не самое главное.