Книга известной московской поэтессы Александры Крючковой «Москва — Санкт-Петербург, а далее — везде» включает в себя множество интересных стихотворений, достойных внимания, однако, на мой взгляд, особо следует отметить стихи о Венеции из цикла «Сказка Странствий».

Венеция — один из любимых городов Александры Крючковой, о чем она говорила на страницах своих романов из серии «Игра в Иную Реальность», в частности, Венеция является практически самостоятельным персонажем в романе «Ангел-Хранитель», в который включены и стихи о Венеции. Александра неоднократно бывала в Венеции — и в командировках по работе, и с творческими выступлениями.

«— Я только что оттуда из командировки, — продолжая разглядывать картины, вздыхаю я. — Мой самый любимый город. Я часто езжу в Венецию. И по работе. И сама по себе. В этом городе есть нечто магическое, что заставляет меня возвращаться».
(А. Крючкова, роман «Ангел-Хранитель», ч. 2. «Ловушка снов», глава 4. «Девочка и Волк»)

Важнейшая для автора поездка, описанная в романе «Ангел-Хранитель», состоялась в марте 2012 года — это была выездная экскурсия из миланской Школы Букеровских Лауреатов, где Александра проходила семинар по курсу поэзии у Евгения Рейна (друга Иосифа Бродского). Вместе с Евгением Борисовичем Рейном семинаристы посетили и могилу И. А. Бродского на кладбище Сан-Микеле. (Б. Б. Михин, «Ангелы и звезды: М. Цветаева, Е. Рейн и А. Крючкова», «Зарубежные записки» № 1 (27), 2022)

«Вокруг меня — надгробия. Я подхожу к одному из них и читаю: «Иосиф Бродский»… Как я оказалась в Венеции? Что я здесь делаю? Наверное, я — во сне?.. Издалека доносятся чьи-то голоса, они зовут меня — я догоняю их и… вдруг с радостью вспоминаю: я же здесь с группой писателей и поэтов, на семинарах Евгения Борисовича Рейна и Виктора Ерофеева! Ко мне подходит поэт и историк Дмитрий Немельштейн:
— Сашунь, не грусти! У тебя все получится!
Я не сплю! Да! Точно! Он назвал меня моим земным именем! Мы приехали сюда на экскурсию по местам Бродского! Память возвращается, я постепенно вспоминаю, как мы выехали из Милана на автобусе, как добрались до причала Сан-Марко, а потом на катере — до острова-кладбища Сан-Микеле».
(А. Крючкова, роман «Ангел-Хранитель», ч. 3. «Семь секунд», глава 3. «Лабиринт подсознания»)

У итальянцев есть примета — в Венецию нельзя приезжать с любимым человеком, в противном случае после поездки вы по той или иной причине расстанетесь.
«— В Венецию надо ехать с любимым человеком!
— Я тоже так думала. Но итальянец, директор фабрики, с которым мы общаемся по работе, сказал, что Венеция считается в Италии несчастливым городом для влюбленных, приносящим вечную разлуку. Он привел примеры из собственной жизни и жизни его друзей, когда после поездки расторгались помолвки, а одна девушка вообще умерла!
— Наверное, Венеция поэтому и плачет!»
(А. Крючкова, роман «Ангел-Хранитель», ч. 2. «Ловушка снов», глава 4. «Девочка и Волк»)

Возможно, именно поэтому Венеция предстает в стихах Крючковой — городом призраков, а в прозе — «театральной сценой с картонными декорациями», где даже «Луна на Небе — картонная», да и отражается она в «картонной воде».
«Венеция — мистический город, поездка в который вместе с любимым человеком, по преданию итальянцев, грозит вечной разлукой, предстает в романе зловещим черным городом, оплакивающим призраков. Сильное впечатление производит описание автором картонной Луны в небе и ее картонное же отражение в картонной (!) воде — как погружение в сумасшествие в тот момент, когда ты сам переживаешь чувства главной героини и осознаешь смещение граней в собственной голове».
(Т. Трубникова о романе А. Крючковой «Ангел-Хранитель»: «Ангелы-Хранители существуют», газета «Литературные извес-тия» № 11–12 (197–198), 2021)

«— Что это? — невольно вырывается у меня.
— Я рисую, — смущенно произносит композитор.
На полках у окна — картины. Их много. На них на всех — черный город. Черные дома. Маленькие слепые окна. Серый Туман. Полная Луна… Это город, который до боли мне знаком. Мой любимый город. Город-на-Воде. Но на картинах он выглядит совершенно «картонным», как декорации на сцене… Искусственным… Пугающим… Зловещим…
— А ты был в Венеции?! — удивляюсь я.
— Нет, никогда…
— А почему она черная?
— Может быть, она… плачет?»
(А. Крючкова, роман «Ангел-Хранитель», часть 2. «Ловушка снов», глава 4. «Девочка и Волк»)

Фактически, и стихи, и центральная часть романа «Ангел-Хранитель», «Ловушка снов», связаны с таинственным сном автора о собственных похоронах в Венеции, который описан и в романе, и в стихотворении «Химера».
«— Мне снился странный сон где-то год назад. Как меня хоронят в Венеции. Я совсем забыла, но вспомнила, когда недавно, во время последней командировки, гуляла по Сан-Марко. Я подошла к пристани и увидела лодку, которая отчаливала от берега. Прямо как в том сне…
— Так тебя похоронят в Венеции?!
— Не знаю… Было раннее утро. Похоже, весна. И туманная дымка. В лодке находилось всего два человека — сам лодочник и Человек в Черном. С седыми, практически белыми, волосами… Они везли мое тело. Или прах. Не знаю, мне было страшно заглянуть внутрь лодки. Они ехали на противоположный остров. Я даже не знаю, что это за остров. Я на нем никогда не бывала.
— Ну и КТО ОН, твой Черный Человек?
— Не знаю…»
(А. Крючкова, роман «Ангел-Хранитель», часть 2. «Ловушка снов», глава 4. «Девочка и Волк»)

И вот растущая Луна, символ Подсознания, достигает «картонной» кульминации в Венеции:

«Мы причаливаем к Сан-Марко ночью. Человек в Черном привез меня в мой любимый Город-на-Воде, но теперь, ступая на площадь, я вижу его ИНАЧЕ — Черным Зловещим Городом, утопленным в кромешной Тьме, целиком и полностью… картонным, как декорации на театральной сцене!
Весь земной мир — огромная театральная сцена, на которой люди играют в спектаклях для… призраков. Облаченные в костюмы земных тел, они «живут» на сцене в окружении картонных декораций, которые могут быть мгновенно разрушены Тем, кто постоянно прописывает в Скрижалях сюжетные нити пьес их судеб. Эти странные существа — люди — настолько зачарованы магической иллюзией сменяющихся декораций, что лишь Смерть в состоянии сорвать венецианские маски, сросшиеся с их лицами.
Я — на Сан-Марко… пытаюсь отыскать в кромешной темноте хоть один фонарик, но тщетно — Город обесточен, я не вижу в нем света. Вокруг меня — только черные мертвые дома. Здесь все — ненастоящее. Картонное! Пугающее!! Зловещее!!!
И я бегу прочь в длинном платье, сотканном Туманом, вдаль, по мостикам, пытаясь найти Реку, уносящую души в небо. Бегу, задыхаясь, вдоль декораций черных картонных домов, в окнах которых не горит свет <…> Наконец-то! Я нахожу точку перехода — добираюсь до места, где нет мостика, но есть ступеньки, уходящие в воду, и аналогичные ступеньки выходят из воды уже с противоположной стороны. Перепрыгнуть на ту сторону не получится. Там — Зазеркалье, в нем отражается все, что находится здесь. Жаль, никто не видит то, ЧТО я вижу, и КАК я теперь вижу земной мир — он стал картонным, черным, зловещим монстром!
Я сажусь на ступеньки, ведущие в воду, — жду родителей, которые вот-вот придут за мной, — и смотрю в черное небо, где висит огромная Луна. Но и она тоже… картонная!!! Я перевожу взгляд вниз, на ее отражение — надо же! — кто-то вырезал картонную копию небесной Луны и положил ее на такую же картонную (!!!) воду…
Из Зазеркалья появляются родители. Они подходят к ступенькам с той стороны Реки. Но внезапно с этой стороны, за моей спиной, раздаются гулкие шаги — Человек в Черном бережно берет меня на руки, как маленькую девочку, и уносит прочь.
Сан-Марко. Утро. Солнце. Площадь постепенно оживает, наводняется людьми. Я стою у колонны недалеко от Собора, вижу море и остров Святого Георгия напротив. Я — в белом платье. Играет веселая музыка. И я постепенно начинаю видеть Венецию такой же, какой видела ее раньше. Но… как я здесь оказалась? И что я тут делаю?
Рядом со мной — призраки: мои друзья из Библиотеки Вселенной и родители.
Человек в Черном улыбается и приглашает потанцевать с ним прямо на площади. Призраки окружают нас. Их никто не видит, кроме меня. Жаль. А я теперь вижу призраков даже днем. Гораздо отчетливей, чем все, что видят обычные люди. И призраки шепчут: «Алиса, ну улыбнись же! Потанцуй, ну, пожалуйста! Ты же так этого хотела! Он нужен тебе!»
И я понимаю, что сегодня у меня — венчание, поэтому я — в белом платье. Но из гостей будут только мои призраки. И я танцую на Сан-Марко с Человеком в Черном. Призраки подхватывают голубей и подбрасывают их на нас, заставляя меня улыбаться…
Внезапно память возвращается полностью, я вспоминаю, как рухнул мой мир, и отчаянье захлестывает меня… Все снова — картонное, ненастоящее, зловещее! Этот город похож на тюрьму! И я решаю выбраться наружу…»
(А. Крючкова, роман «Ангел-Хранитель», ч. 3. «Семь секунд», глава 7. «Картонная Луна»)

Конфликт Любви и Смерти, присущий прозе Крючковой, проявляется и в поэтическом цикле о Венеции, магическое притяжение которой не только пленит самого автора, но и завораживает читателя.
С одной стороны, Венеция, цитируя Александру Крюч-кову, — это «ловушка», «лабиринт», «апокриф поэта», «сон», «химера», «плохая примета», «дом трагедий», «последний приют», «музыка дождей, теней и птиц», «служит зловещей звезде», «мосты, ведущие к беде».
Само название города многозначно, хотя, кроме того, что оно связано с племенем венетов, по имени которого область получила у римлян название «Венеция» (лат. Venetia), других официальных значений нет. Но фантазия поэта безгранична, Венеция вызывает у Александры разные ассоциации: это и венок Офелии из «Гамлета» Шекспира с неоднозначными по значению цветами, символизирующими несчастную любовь; и сама планета Венера — планета любви с ее двумя образами: Люцифер «Утренняя звезда» и Геспер «Вечерняя звезда». И, возможно, у кого-то «Венеция» вызывает другие ассоциации.
И все же — «муранское стекло лилось во мне симфонией нюансов», «мои мосты не видели нас вместе», «храни ее (Венецию), как ниточку меж нами», «нарисуй мне… Кофейню, фонарик во фраке сквозь годы искрящий в надежде что счастье коснется нас прежде чем сердце утонет во мраке…»…
Любовь побеждает — автор уверен в своем возвращении: «Вернемся на ощупь в тот город, где песни поются воде, — смеяться над звонким червонцем, танцуя средь масок и лиц, светиться с мостами под солнцем…»; «Влетим в портал! Да здравствует побег! Туда, где жизнь ласкается волнами… Дарю — тебе! — Венецию — навек! — Храни ее, как ниточку меж нами…»; «Марк спит, по-прежнему не зная, что я — сквозь сны — вернусь — заложница земная Его весны…»
Несмотря на грусть, которая звучит во всем «венецианском» цикле Александры, главный лейтмотив остается все-таки жизнеутверждающим: «Венеция — разлучна, но призраком в рассвет засветится беззвучно улыбчивый привет…»
Но стихи лучше читать самому. Итак, Венеция Александры Крючковой…