Цензуры больше нет, и классно! —
Пиши, что хочешь, брат-поэт.
Но кажется порой: напрасно
У нас цензуры больше нет.
Я не питаю к ней почтенья,
Оковы слову не нужны,
Но сколько, будь она, при чтенье
Я сэкономил бы слюны!

Стать умнее — пустая задача:
Необъятного нам не обнять.
Хочешь быть в этой жизни удачлив —
Не пытайся ее осложнять.
Все философы кончили плохо,
В нищете гордый век протрубя.
И не надо винить в том эпоху —
Все эпохи достойны себя.
Наша тоже не лучше, не хуже,
В ней, подобно иным временам,
Ум с одною лишь целью нам нужен:
Чтоб понять — что не нужен он нам!

Я не знаю, хорошо ли это
И достойно ль памяти веков,
Если биография поэта
Интереснее его стихов?
Пуля, оборвавшая стремленья,
Возраст, недошедший до седин…
Набегают слезы умиленья:
Эх, а мог бы… Жаль поэта, блин!
Но — не знаю. Тут такое дело:
Если статистически считать —
Сколько жертв аборта не сумело
В этой жизни гениями стать!
К ним судьба была еще суровей,
Но в поэтах мы не числим их.
Ах!.. На этом честном русском слове
Обрываю я свой горький стих.

Я в жизни многое видал
И верным шел путем, и ложным.
Я был бы гением, возможно,
Когда бы быт не заедал.
Мне говорят друзья: усилья
Лишь приложи — и сможешь ты
Взлететь, расправив гордо крылья,
Достичь достойной высоты.
Я ж отвечаю: пусть летают
Пернатые, а мне и здесь
Неплохо: как ни заедает,
Но в быте все же что-то есть.
Порою даже — очень что-то,
Притом приятное весьма.
А гений — трудная работа,
И не для всякого ума.